Постепенно им овладевал глухой гнев. Посторонний человек распоряжался в его владениях как у себя дома. Какой-нибудь очередной карантин, какие-нибудь анализы, запреты! Инспектор посреди его огорода копал большую круглую яму. Дубров видел, как его шипатые ботинки рвут и топчут землю, над которой он работал все эги долгие дни, которую отсеивал по крупице. И все-таки он не произнес ни слова. Когда яма была готова, инспектор высыпал в нее мешок земли, привезенный с собой. Выровнял края, сделал в середине небольшое углубление и вернулся к Дуброву. Долго молча он стоял подле него. Дубров не смотрел на инспектора, он смотрел на свой искалеченный огород, в котором по-прежнему не было ни одного ростка.
Услышав какой-то непонятный шорох, Дубров перевел взгляд и увидел руки Ротанова, большие, ловкие, покрытые свежими мозолями и ссадинами. Дубров слишком хорошо знал, откуда на этой планете у человека могут появиться такие мозоли, и почувствовал, как сердце у него замерло. И только потом он увидел, что они не пустые, эти руки. В ладонях Ротанова лежал какой-то предмет, завернутый в выгоревшую мятую тряпку. Инспектор медленно разворачивал эту тряпку. Как зачарованный следил Дубров за его пальцами, снимавшими еще и внутреннюю обертку из мягкой бумаги. Потом Дубров на секунду закрыл глаза и отвернулся, боясь ошибиться. Когда он снова взглянул на руки Ротанова, в его ладонях, соединенных вместе, лежал освобожденный от оберток выпуклый коричневый предмет, покрытый глянцевитой кожицей. Форма предмета чем-то напоминала человеческое сердце. Дубров медленно поднялся с крыльца и протянул к предмету руку, слоино хотел погладить его, но гак и не решился. Он проглотил комок, застрявший в горле, и глухо спросил:
— Откуда это у вас? — Он все еще боялся ошибиться.
— Это оно, старина. Ты все подготовил как надо. Теперь, если хочешь, посади его сам.
Семя было тяжелым, оно казалось просто огромным, наполненным свежими соками, его прохладная оболочка приятно холодила руки. Дубров долго держал его на вытянутых ладонях перед собой.
— Биологи оторвут нам голову, когда узнают. Они ищут его
много лет. Говорят, оно лечит от всех болезней, говорят, в нем
скрыта тайна бессмертия. Ты слышал легенду? — Ротанов мол-
105
ча кивнул. — Оно не всякому дается в руки, только раз в столетие вызревает это семя...
И вновь Ротанов услышал, как гудел и вибрировал ствол растения, словно звал его из какого-то неимоверного далека, и еще вспомнил, как приподнялась и опала зубастая морда монстра, едва до нее долетел его запах — запах человека.
— Наверное, у них есть основания доверять нам. Наверное,
мы оправдали это доверие, ведь они знают будущее...
...И однажды они дождались. Далеко на горизонте появилась крохотная точка. Она росла, приближалась, и ничего чужеродного, ничего механического не было в ее движении. Небольшой мохнатый треножник на секунду остановился перед калиткой, словно раздумывал, нужно ли входить. Два человека затаили дыхание. Но вот мягкая лапа сделала пробный шаг, осторожно ощупала взрыхленную почву, и существо вошло в огород. Там в его центре плбедно устремлялся к фиолетовому небу Реаны мощный зеленый росток. Существо обошло его вокруг, склонилось, словно обнюхивая, и вдруг завертелось на грядках в радостном танце и почти мгновенно превратилось в пушистое облачко спор, а на горизонте уже появилась новая точка...
Наверное, их привлекает запах, а может быть, они про
сто знают, что здесс уже нет пустыни.
Да, мы разорвали кольцо. Это лишь первый шаг, но коль
ца уже нет. — И Роганов вдруг вспомнил руки женщины на
картине, руки, которые так ане сумели защитить планету. Ка
жется, теперь он понял, о чем она хотела его попросить. Ка
жется, теперь он знал...
А в огороде уже взорвалось новое облако спор. И он увидел, как ряд за рядом поднимается из земли зеленое воинство, как тесна становится для него ветхая ограда, как, перешагнув ее, сплошным зеленым потоком оно устремилось в пустыню.
ГЛАВА I . ПОЯВЛЕНИЕ НЕИЗВЕСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ В КИРКБИ-МАЛЬХАУЗЕ
Г
ородок Киркби-Мальхауз угрюм и открыт всем ветрам. Болота, окружающие его, сумрачны и неприветливы. Он состоит из одной-единственной улицы; серые каменные домики, крытые шифером, разбросаны по склонам длинных торфяных холмов, заросших дроком. Вдали видны очертания гористой местности Йоркшира; округленные вершины холмов как бы играют в прятки друг с другом. Вблизи пейзаж имеет желтоватый оттенок, но по мере удаления этот оттенок переходит в оливковый цвет, за исключением разве только тех мест, где скалы нарушают однообразие этой бесплодной равнины. С небольшого холма, расположенного за церковью, можно разглядеть на западе золотые и серебряные полосы: там пески Моркэмба омываются водами Ирландского моря.
И вот летом 1885 года судьба занесла меня, Джемса Эппер-тона, в это заброшенное, уединенное местечко. Здесь не было ничего, что могло бы заинтересовать меня, но я нашел в этих краях то, о чем давно мечтал: уединение. Мне надоела никчемная житейская суета, бесплодная борьба. С самых юных лет я был во власти бурных событий, удивительных испытаний. К тридцати девяти годам я побывал повсюду. Не было, кажется, таких стран, которые бы я не посетил, вряд ли существовали радости или беды, которые я не испытал бы. Я был в числе немногочисленных европейцев, впервые проникших на далекие
107
берега озера Танганьика, дважды побывал в непроходимых безлюдных джунглях, граничащих с великим плоскогорьем Рорайма. Мне приходилось сражаться под разными знаменами, я был в армии Джексона в долине Шенандоа, был в войсках Шанзи на Луаре, и может показаться странным, что после такой бурной жизни я мог удовлетвориться бесцветным прозябанием в Западном Райдинге. Но существуют обстоятельства, при которых мозг человека бывает в таком состоянии экстаза, по сравнению с которым все опасности, все приключения кажутся обыденными и банальными.
Многие годы я посвятил изучению философий Египта, Индии, Древней Греции, средневековья. И сейчас наконец-то из огромного хаоса этих учений передо мной стали смутно вырисовываться величественные истины. Я, кажется, был близок к тому, чтобы понять значение символов, которые люди высоких знаний применяли в своих трудах, желая скрыть драгоценные истины от злых и грубых людей. Гностики и неоплатоники, халдеи, розенкрейцеры, мистики Индии — все их учения были мне знакомы, я понимал значение и рель каждого из них. Для меня терминология Парацельса, загадки алхимикоз, видения Сведен» борга имели глубокий смысл и содержание. Мне удалось расшифровать загадочные надписи Эль-Бирама, я понимал значение странных письмен, начертанных неизвестным народом на отвесных скалах Южного Туркестана. Поглощенный этими великими захватывающими проблемами, я ничего не требовал от жизни, за исключением скромного уголка для меня и моих книг, возможности продолжать исследования без вмешательства чого бы
то ни было.
Но даже в этом уединенном местечке, окруженном торфяными болотами, я, как оказалось, не смог укрыться от наблюдений посторонних. Когда я проходил по улице городка, местные жители с любопытством глядели мне вслед, а матери прятали своих детей. По вечерам, когда мне случалось выглядывать из окна, я замечал группу глупых поселян, полных любопытства и страха. Они таращили глаза и вытягивали шеи, стараясь разгпя-деть меня за работой. Моя болтливая хозяйка засыпала меня тысячами вопросов по самым ничтожным поводам, применяла всякие уловки и хитрости, чтобы заставить меня рассказав о самом себе и своих планах, Все это было достаточно трудно