Ни в какую школу следователей они тогда, конечно, не попали. А поступили в самое обычное училище младшего комсостава. Вот и все. С этого училища все и началось.
Утром полковник Бодров направил Ровнина в седьмую комнату, где на длинном канцелярском столе лежали четыре толстые папки. Рядом — большой пакет с фотографиями. Ровнин начал с них. Он вывалил плотные, двадцать на тридцать, листы на стол и стал их перебирать. Чего здесь только не было! Одних фотографий места ограбления около ста. Следы протекторов. Фото подозреваемых машин. Где-то примерно через полчаса, изучая эти фотографии, Ровнин наткнулся на фотографию мертвого Лешки.
Лешка в форме ВОХР лежал у выщербленной стены на сильно подтаявшем снегу, освещенный, видимо, уличным фонарем. Рядом лежали пистолет и фуражка. Вглядевшись, Ровнин, понял, что это проход к торговому центру. Волосы Лешки были растрепаны, одна рука подогнута к груди, другая вытянута вверх ладонью. Безжизненность тела подчеркивали ноги, вытянутые, со ступнями, скошенными в одну сторону. В лице Лешки всегда, всю жизнь была некая лихость, несмотря на не совсем правильные черты. На утиный нос и большой, можно даже сказать, слишком большой рот. Да, на лице Евстифеева, хотя оно, может быть, и было по строгим меркам некрасиво — на его лице всегда, вечно жило некое столкновение чувств. Соединение врожденной застенчивости и азарта. Лицо Лешки никогда не было простым. На нем пусть скрыто, но всегда ощущалась борьба. Здесь же, на этой сугубо служебной фотографии, лицо убитого ничего не выражало. Оно было удивительно спокойным. Растрепанные волосы. Бесформенный нос. Бесстрастные губы. Лешкино лицо выглядело заурядно спокойным. Лицо мертвеца, которых Ровнину пришлось столько видеть на фотографиях. Он пересилил себя и всмотрелся еще раз. Пистолет лежал стволом наружу. Выпал. Фуражка тоже наверняка упала при падении. Форма ВОХР. Значит, Лешка переоделся вохровцем и поехал именно с этой машиной. Пока не очень понятно почему. Почему он именно в этой форме оказался здесь, у торгового центра? Чтобы вместе с двумя инкассаторами участвовать в переносе дневной выручки? Нельзя же допустить, что Лешка знал, что второй налет будет совершен именно здесь, именно на эту группу. Нет, он не знал этого. Потому что тогда наверняка бы придумал что-нибудь получше. Скажем, элементарную засаду. Если же он ничего не знал о налете, то ради чего переоделся? Непонятно. В сущности, он нарвался на то же самое. Нарвался на налет без всякой подстраховки. На четырех вооруженных грабителей, да еще получивших возможность угрожать не только ему и тем, кто переносил деньги, но и прохожим. Ничем, как обычной глупостью, это не назовешь. Но Ровнин слишком хорошо знал Лешку. Он знал, что Евстифеев никогда бы не допустил неоправданных действий, даже неосторожности. Тогда что же? Значит, во всем этом надо разбираться. Во всем. И в том, почему Лешка оказался именно в этой группе.
Сложив фотографии и спрятав их в конверт, Ровнин занялся первой папкой. Сверху лежала копия приказа Ликторова о Лешке. В приказе все было как обычно: «Для усиления расследования по делу о налете в г. Южинске откомандировать сотрудника ГУУР МВД СССР Евстифеева А. Д. в распоряжение Южинского УВД. Особые полномочия подтвердить». Под приказом лежало заключение о Лешкиной смерти, «…причиной смерти Евстифеева А. Д. явились многократные тяжелые проникающие пулевые ранения в корпус и конечности. Наиболее серьезные: три в брюшную полость, два в грудную клетку с поражением обоих легких, три в шею». Значит, по Лешке выпустили несколько пуль, он упал и, наверное, еще жил. Минуту или две. Но почему он оказался именно в этой группе? Ровнин чувствовал, что определить это будет очень важно. Он стал просматривать остальные документы, лежащие в первой папке. Показания свидетелей. Новые фото, уже к показаниям. Связка докладных о разыскиваемых машинах. Ничего, что могло бы объяснить, почему переодетый Лешка оказался в группе ВОХР Госбанка, перевозившей выручку торгового центра, здесь не было. Но Лешка — он должен же был сам хоть до чего-то докопаться. Должен был. Обязан. Он уехал в августе—сентябре, а убили его в конце февраля. Ровнин подумал, что не может быть, чтобы Лешка, прожив в Южинске шесть месяцев, так ничего бы и не узнал. Хотя — а даже если бы и узнал?