— Мать! — громко крикнул Иван. — Где станок для бритья? — Хотел по-хозяйски для острастки пару крепких слов прибавить, да не успел.
— Сам же в тумбочку намедни положил! — откликнулась Настя.
Найдя станок, он отпил из запотевшей трехлитровой банки холодного квасу, принесенного женой прямо из погреба, вытер ладонью рот, отдышался. Потянулся, хрустнув могучими плечами. Зашел в горницу. Ребятишки с вечера набегались и теперь безмятежно спали по своим углам. Скоро нужно к делу приучать. Старшую, Шурку, можно и сейчас приставить дачникам зелень носить, молоко. Нечего жалеть.
Молоко-то у него не городское — намешанное (выпьешь, и стакан чистый, мыть не надо), а свое, деревенское. Больно дачники его любят, только подавай, все до капли раскупают. Полтинник литр — и все равно нарасхват, Да, корова в деревне первое дело, особо когда с кормами справно. У кого как, а у него, совхозного шофера, с кормами всегда в порядке. Поехал утром к Клязьме, скосил лужок, корове хватает на неделю-две.
Иван закурил, накинул на плечи телогрейку, сунул ноги в кирзовые сапоги, вышел во двор. Утреннее небо было безоблачным, день выдавался чистым и теплым, но на улице еще по-ночному свежо и тихо. Тяжелым серебром лежала на листьях утренняя роса. В поле, ближе к лесу, над землей голубел туман.
Подошел к дровянику, поправил поленницу, оглядел огород. Сейчас бы в самый раз Настю в город с последней редиской свезти. Можно и молодую морковку с дальней грядки прихватить, а то как бы мальчишки не подергали.
— Мать, собирай завтракать, путь неблизкий. Да и гостинцев положи, сестра все же.
Была у Ивана мечта, затаенная, которая ни одному деревенскому в голову и прийти не могла: купить не какой-то там «Жигуль», а машину сильную, с фургоном или большим багажником. Сколько обхаживал директора, совхоза насчет «Волги», сколько в район бутылок перевозил, все задарма. Говорят, для личного пользования фондов нет. Теперь вся надежда на Москву.
Жена накрыла на стол, положила лучок, первые огурчики из парника, масло, поставила сковородку со скворчащей на свинине яичницей. Подвинула хлеба.
— Давай, мать, на дорожку стопочку!
— Какую стопочку?! Смотри, Иван, деньги подальше прибери, а то на мазурика попадешь, обработает за милую душу, — хлопоча начинала подпиливать Настя, не боясь на этот раз вызвать его гнев. Знает, что права, вот и жмет. — Деньга небось сколько лет по копеечке собирали.
Что верно, то верно. На каждом деле экономили. Был у Ивана «Москвич», выгодно продал его за семь тысяч в соседний район, а остальные-то, почитай, все с молока да с огорода.
Мошенники стали постоянной темой их разговора. И, как только Иван заводил вопрос о покупке машины, Настя начинала свое: «Смотри, Иван…» Прочитает в газете о, каком-нибудь происшествии, ударит рукой по заметке: смотри! «Да уж сиди, — махнет Иван в ответ, — нас не проведешь!»
В прошлый свой приезд в душную и грохочущую Москву ходил Дубинин на автомобильный рынок, приценился. Продавал один хозяин старую «Волгу». Сразу видно, на ней весь мир объехал, хоть и подкрасил, и спидометр, наверное, в обратную сторону раскрутил. «Новенькую бы!» — вздохнул он тогда в толпе. «За новенькую нужно новенькими и кругленькими заплатить! — поддакнул стоящий рядом мужчина с небольшим шрамом на щеке. — Так просто не купишь, нужно верхушку положить! Верхушка должна уважать низушку!» — «Сколько нужно, столько и заплачу!» — ухватившись за слово знающего человека, продолжал Иван. Случайный собеседник оглядел его с ног до головы, как бы примеряя, чего он стоит. Разговорились. «Хорошую машину здесь не купить, смотри, сколько желающих, кушем задавят… Нужно найти помощника… Может помочь вон тот!..»
Присмотрелся Иван. Стоит незнакомец один, ни с кем не разговаривает, подходит только к дорогим машинам. Если у кого что спросит, то с достоинством, руками не машет, не доказывает, слова произносит спокойно, не повышая голоса. Отряхнул Иван одежду, одернул пиджак — и поближе к незнакомцу, но не сразу, а кругами. Присмотрелся еще. раз, видит — человек кавказский. Выбрал момент, спросил: «Продаете — покупаете?» Незнакомец посмотрел на него безразличным взглядом и неожиданно улыбнулся, обворожительно, как умеют улыбаться южане. «Интересуюсь». — И пошел своим путем.
Южанин Ивану понравился: внешность и обаятельная улыбка подкупали. Походил, походил по рынку и снова к нему.
«Помоги, дорогой, — пытаясь подражать кавказскому произношению, обратился к нему Дубинин, — новую «Волгу» хочу купить». Тот сделал удивленное лицо: «Я что, директор автомобильного магазина?» — и безразлично отвернулся. Ответить — ответил, а в голосе Иван уловил слабый намек. «Наверное, потребует переплаты, стесняется сказать», — подумал Иван и не ошибся. «А деньги-то на «Волгу» есть?» — «Не было бы — не спрашивал».
Помолчал кавказец, только по всему было видно, что Иван ему чем-то понравился. «В древности наши предки говорили: «Прежде чем принимать важное решение, нужно хорошо покушать!» «На угощение намекает, — подумал Иван, — ох, и хитер мужик!» И предложил: «Вона столовая, я бы тоже червячка заморил. Бутылочку портвейна можно выпить!»
Усмехнулся южанин на это предложение, вышел навстречу проезжающему такси, щелкнул пальцами. Сел рядом с водителем. «Садись, дорогой», — пригласил Дубинина в машину. Когда приехали и Иван полез за рублем, снисходительно улыбнулся, вытащил пачку разноцветных денег, небрежно выбрал хрустящий трояк и положил на сиденье.
В ресторане кавказец кивнул официанту, неторопливо выбрал закуску, коньяк, обед. Дубинин осторожно скосил глаз на меню и ахнул: «Рублей на пятьдесят потянет!» — но делать было нечего, сам, напросился. «Как звать тебя, мил человек?» — спросил незнакомца, поддевая какое-то блюдо из пахучей незнакомой травы. «Зови меня просто — Сулико». — «Из каких же мест-краев будете?» — «Я — гражданин Советского Союза», — улыбнулся белыми зубами Сулико и дружески подмигнул.
Расплачивался за обед Сулико. Царственным жестом положил несколько червонцев на край стола я, даже не посмотрев на официанта, направился к выходу. «У, дает!» — засеменил за ним Дубинин с настроением человека, нашедшего совсем было потерянные пятьдесят рублей. «А как насчет машины?» — спросил на улице Иван. «Знаешь, Иван Петрович, ты человек простой, может, что и не поймешь. За красивые глазки тебе машину никто не продаст. Есть люди, которые могут все, но за это нужно заплатить. Не забывай и другую сторону этого дела: есть такая организация — ОБХСС, она строго следит, чтобы деловые люди не брали денег. Можно подыскать человека, но рисковать задаром никто не будет. А цены на рынке сам знаешь какие! Тряхни своей мудрой головой. Сверх стоимости самое малое нужно будет заплатить три тысячи рублей».
Жаром прошибло Ивана Дубинина. «Три тысячи! Собери-ка их по рублику, по сотенке! За тыщу рублей целый месяц шабашил в чужом районе! А тут возьми, три вывали!» — «Думай, думай, Иван Петрович! Если хочешь купить, то переплата только такая. Мне твоих денег ни копейки не надо, только из-за одного уважения. Хороший ты мужик, да непонятливый».
Пришел на квартиру к свояку усталый, будто воз дров напилил. Федор Степанович, кладовщик по специальности, мужик суровый, на все имеет свое мнение. Посчитал переплату в три тысячи рублей завышенной. «Поторговаться нужно!» — «Да Сулико копейки уступить не сможет!» — доказывал Иван.
Долго не ложились свояки. Степаныч о мошенниках говорила «Смотри, Иван, деньги бери с собой только когда нужно будет платить. В руки Сулико деньги не давай, а только в кассу магазина, чтобы сразу выдали чек и документ, как полагается. На другие условия не соглашайся!» — «Ясное дело, — поддакивал Иван, — здесь глаз да глаз нужон! Просьба у меня к тебе, Степаныч, превеликая: раз такое условие поставил Сулико, одолжи две тысячи на полгода…» — «Конечно, дадим, какой разговор!» — «Без тебя, Федор, не решусь, ты не бросай меня, помоги все оформить. А то вдруг куда заманит, деньги вырвет… Уж помоги, век не забуду!»