Сидеть одному в пустом хмуром зале и ждать — нет, это невыносимо!..
Медленно перебирая руками вдоль штанги, он направился к выходу, поминутно оглядываясь. Но светился только один круг…
Головная рубка встретила напряженной тишиной… Привычное гудение автофиксатора только подчеркивало ее. Лихорадочной деятельностью штурман решил заполнить треку ожидания. С помощью Роба он принялся проверять градуировку приборов. Потом Стафо начал писать дневник. Но работалось плохо. Взгляд то и дело обращался к часам, идущим непостижимо медленно.
Петр Коробейников глубоко вздохнул и открыл глаза. Он лежал в контейнере, биораствор едва заметно колыхался, щекоча подбородок.
Тело капитана затекло, но он знал: шевелиться нельзя еще, по крайней мере, час. Об этом ему напомнил ласковый шепот пробуждающего устройства, об этом же говорило и табло, вспыхнувшее перед глазами. Руки и ноги были крепко обвиты многочисленными щупальцами-датчиками. «Объятия спрута. Малоприятный этап, зато последний», — подумал капитан.
Голова после анабиоза была на редкость ясной, но тело мучительно покалывали миллионы иголок.
Уровень биораствора постепенно понижался. Капитан с наслаждением пошевелил пальцами.
«Прежде всего природа поля, в которое попала «Рената». Внешний осмотр корабля…»
Он медленно поднялся и, пошатываясь, вышел из отсека. Тишина и безлюдность зала его поразили. Капитан недоуменно огляделся. Где же экипаж?
Когда Дор убедился, что за это время, пока его не было в хрустальной башне, на борту чужого корабля вместо одного живого существа оказалось два, он испытал что-то вроде беспокойства. В том, что все особи, кроме одной, в результате принятых им мер погибли, он не сомневался. Откуда же взялась вторая особь? Быть может, пришельцы обладают способностью воскресать? Или они размножаются делением, как одноклеточные организмы?!
Дор связался с центральными стапелями.
— Запускайте корабль на перехват пришельца, — отдал он команду.
Автомат, ответственный за сборку корабля, помедлил с ответом.
— В чем дело? — осведомился Дор.
— Корабль стартовать не может. Несколько минут назад один из монтажеров разогнался и врезался в корабль. Дюзы выведены из строя. Поправить дело в ближайшее время нет никакой возможности… — В голосе автомата Дору послышалось плохо скрытое злорадство.
— Возьми все свободные механизмы и. готовь к старту «Электрон».
– «Электрон»? Но ведь он не был в полете еще с тех пор, как.
— Неважно.
— У нас нет штурманов: ни один из посланных в космос не возвратился.
— Я сам поведу «Электрон».
— С пробуждением, капитан! — произнес незнакомец, приближаясь к Петру Коробейникову. Он сутулился, темная кожа подчеркивала страшную худобу.
Неужели это?.. Не может быть! Но вот человек усмехнулся, и у капитана исчезли сомнения.
— Стафо!
— Добрый день, капитан! — повторил штурман со странной застывшей улыбкой. — А где же остальные?
Полтора часа кропотливого осмотра ничего не дали. Капитан проверял одно внешнее реле за другим, Стафо и Роб ему помогали. Реле времени были исправны, однако на пробуждение не включались. Это могло означать только одно: повреждение следует искать не снаружи, а там, за массивными люками.
— Вскроем двери, — предложил Стафо.
— Нельзя, — покачал головой капитан.
Стафо вкратце рассказал о своих злоключениях, начиная с того часа, как экипаж погрузился в анабиоз.
— Что происходит в окрестном пространстве? — спросил капитан.
— Сведений немного. Вокруг корабля продолжают клубиться бурые облака. Те самые, пробу которых я взял. А еще… Каждый день на экранах корабля вместо звездных картин я видел… — И он рассказал о загадочных видениях, фактически лишивших «Ренату» зрения.
— Это что-то серьезное. Но это потом. А пока пойдем в сектор Авериной.
— Авериной?
— Сейчас самое важное — пробудить всех остальных членов, экипажа. Попробуем поискать решение в биопроцессах.
— Послушай, — тронул Стафо капитана за рукав комбинезона, когда они проходили мимо штурманской рубки, — я все время думаю: а может, это я умом тронулся от перегрузок, что вижу на экранах всякую чертовщину?
Капитан положил Стафо руку на плечо.
— Уверен, ты в здравом уме…
— Но я прошу тебя, Петр, зайдем в отсек. Я хочу, чтобы ты тоже посмотрел.
Обзорный экран встретил их огненной свистопляской, к которой штурман успел уже привыкнуть, но которая поразила капитана.
— Да-а, дела, — только и. сказал он и провел рукой по лицу, будто прогоняя наваждение.
Несколько минут они оба стояли как завороженные, глядя на калейдоскоп сменяющих друг друга картин.
…Пылающие мохнатые солнца…, Спиралевидные туманности, медленно вращающиеся вокруг собственной оси… Пульсирующие звезды… И вдруг поток непонятных формул, вихрем промчавшихся по экрану.
…Идиллическая картинка: мирный домик посреди осенней рощицы. Лучи плавятся в стеклах веранды. Что это за планета? Что за солнце освещает и греет ее?
…Оранжевый шар с колышущейся поверхностью, снабженный быстрыми упругими щупальцами, огромными скачками несется по слегка всхолмленной поверхности.
— Эта нечисть появляется чаще всего, — пожаловался штурман.
— Пойдем, Стафо. Экранами займемся позже, — сказал Коробейников и направился к выходу. Он был уже почти у люка, когда его остановил крик штурмана.
— Человек! Человек!
— Где человек?
— Здесь, на экране. Когда ты отвернулся…
— Ты не ошибся?
— И этот человек был похож на тебя, Петр!
— И все это ты рассмотрел за долю секунды? Значит, чудеса еще не перевелись на белом свете! Ладно, пойдем в отсек Авериной.
Когда они вошли в биоотсек, Роб, почти скрытый установкой для анализа микрометеоритов, что-то делал у герметического куба. Это был контейнер, в котором Мария хранила обломки вещества, доставляемые ей, из внешнего пространства.
— Вот здесь я упал в обморок, когда вернулся с вылазки, — сказал Стафо, указывая на пол. — Спасибо Робу. — привел меня в чувство.
— А куда девалась колба, которую ты уронил?
— Ее Роб упрятал в контейнер.
— И герметизация колбы не нарушилась?
— Не нарушилась. Понимаю, куда ты клонишь… Но пойми, чудак-человек, — взорвался Стафо, — ведь колба прошла вместе со мной дезокамеру. Разве этого недостаточно?
— Ну а почему ты вдруг в обморок хлопнулся?
— Говорю же тебе — силы были на пределе. Переутомление и перегрузки…
— Переутомление и перегрузки — это все понятно, — перебил капитан. — Но давай разберемся. Ни до, ни после в обмороки ты не падал. Логика такова: вступил ты в контакт с бурым веществом — у тебя наступило резкое ухудшение самочувствия. Ушел от контакта — состояние улучшилась.
— Твоя логика хромает, Петр.
— В чем?
— В том, что не было у меня никакого контакта!
— А вылазка?
— Я был в гермоскафандре, а потом прошел дезокамеру. Что же я, космической инструкции не знаю?!
— Зря горячишься, — сказал Коробейников. — Наше дело — дотошно разобраться во всем. Ведь, кроме прямого контакта с бурым веществом, мог быть еще и косвенный…
— Это о чем, Петр?
Капитан пожал плечами…
— И сам точно не знаю, Стафо. Пока только интуиция старого космического волка, не более.
— А все-таки как ты себе это представляешь — косвенный контакт? — не отставал штурман.
— Например, некий магнит… — начал Коробейников после паузы. — Ты не знаешь его свойств, но хочешь избавиться от его воздействия. С этой целью ты запираешь его в герметический контейнер и думаешь, что достиг желаемого. Между тем магнит продолжает воздействовать на окружающее пространство, и на тебя тоже…
— Боже, какой же я идиот! — воскликнул Стафо и хлопнул себя по лбу и глубоко задумался.
— Чем ты занят, Роб? — обратился капитан к роботу. Тот в ответ промычал что-то нечленораздельное.