Вячеслав затаил дыхание.
— Принято решение временно прикомандировать вас к нам.
12
Вершинин постарался выбросить из головы страхи и сомнения, как только переступил порог областной прокуратуры. Его мыслями моментально овладела предстоящая встреча с Корочкиным, которого он вызвал на вторую половину дня. Он попытался, мысленно представить его себе, но образ получился расплывчатым. В былые годы заядлый драчун, задира, дважды судился за грабежи, а сейчас хороший семьянин, рабочий, почти два года ничего компрометирующего. Впрочем, может, затаился и ждет Купряшина?
Вершинин заглянул к Сухарникову.
— Главное, не спеши и не нервничай, — наставлял его тот. — В душу ему постарайся заглянуть, сам встань на его место, легче понять будет. И главное, запомни — Корочкин не предполагает, зачем вызван, и наверняка ломает сейчас голову, перебирает свои грехи, но уж о том деле наверняка не думает — слишком глубокая старина. Этим и воспользуйся — ошарашь и глаз не спускай. Если причастен, обязательно выдаст себя. Пусть даже не скажет ничего, неважно, не сейчас, потом. Основное — сделай для себя правильный вывод.
Ровно в четыре в дверь постучали. На пороге появился крепкий, среднего роста молодой мужчина. Здоровенные грязно-черные ручищи неуклюже вылезали из коротких рукавов засаленного пиджака. Смотрел он настороженно.
— С отдела кадров к вам послали, — глухо откашлявшись, Корочкин протянул обрывок бумаги.
— Знаю, присаживайтесь, — Вячеслав указал на стул. — Фамилия, имя, отчество, год рождения? — Анкетные данные аккуратно ложились на страницы протокола допроса. — Судимы?
— Дважды, — с неожиданным вызовом бросил Корочкин.
— Вы почему нервничаете? — удивился Вершинин. — Обычный вопрос.
— Вам он обычный, — злость прорывалась в каждом ответном слове, — а для меня нет. С детства слышу: судим, судим, судим. Сейчас, думал, все, а вот — опять вызываете, жить не даете. Теперь чего нужно от меня? Сполна расплатился. — Руки его дрожали.
— Спокойно, Корочкин, спокойно. Никто, кроме вас, не виноват. Отсидели сколько заработали. — Он немного помолчал, дав тому успокоиться. — Зря вы так в штыки, Дмитрий Карпович, — как можно мягче добавил он, — мало ли зачем вы можете нам понадобиться.
— Известно зачем, не первый год замужем, — непримиримо отозвался тот. — Случилось что-нибудь, вот и прилепить мне хотите, а я, может, про старое забыл, вычеркнул все из памяти, работаю, семья как у всех.
— Знаю, Дмитрий Карпович, знаю, все знаю. И что работаете хорошо, и что народ в цеху относится к вам неплохо, и что семья у вас хорошая.
— А тогда зачем вызываете, почему во всем подозреваете?
Поведение Корочкина показалось Вершинину искренним. Вся его вспышка, злость, отчаяние при одном только упоминании о прежней жизни выглядели правдоподобными. Ему есть из-за чего беспокоиться. Он хочет стать другим, а ему не верят, он твердо решил не возвращаться к прежней жизни, а ему опять тычут — судим.
— Я ведь с вами не о сегодняшнем времени говорить хочу, — Вершинин отложил в сторону авторучку, — а о прошлом.
— О прошлом? — насторожился Корочкин. — Зачем? Прошлое мое известно. Первый раз отбывал малолеткой, освободился досрочно, второй отсидел от звонка до звонка. И теперь нет за мной больше ничего.
— Ничего?
— Нет, — ответил он, глядя прямо в глаза.
— Почему же все-таки вы Черного тогда выгородили? Ведь он был вашим соучастником, — сказал как о факте, не требующем доказательства, Вершинин.
— Вот вы о чем. Ну скрыл, — признался Корочкин. — Закладывать не хотелось. Чего за собой лишнего человека тащить? Да я ведь и сам тогда не в сознанку шел.
— Что так?
— По молодости лет. Считал, лучше будет, а вышло… дали на всю катушку.
«Ну спасибо тебе, — мысленно поблагодарил Вершинин. — По крайней мере теперь точно известно о знакомстве Купряшина с Черным. Ты легко признался в этом, зная, что Фильку не привлечешь за старое — время ушло, но для нас не это главное, для нас важен сам факт знакомства».
Скрывая торжество, он прикрыл ладонью глаза и некоторое время молчал. Подошло время разговора на главную тему.
— Окунево давно не посещали, Дмитрий Карпович?
— Давно. Нет там у меня никого. Мои померли, а так ездить только время попусту тратить.
— Почему же так? Неужели не хочется на родину съездить?
— Не хочется, — буркнул тот.
— А может, взять что-нибудь? Пушку, например, — рискнул Вершинин, доставая из ящика стола пистолет.
Какое-то время Корочкин не отрывал от оружия глаз, но потом с усилием отвернулся.
— Это не мой, — угрюмо пробормотал он.
— Тогда чей? Беды?
— Не знаю, — обронил он, помедлив с ответом дольше, чем полагалось в таком случае.
— Не знаете или не хотите говорить?
Корочкин промолчал.
— Как же так, Дмитрий Карпович? — укоризненно покачивая головой, Вершинин подбросил пистолет на ладони. — Неужто Лиду забыли?
Впоследствии он и сам не мог понять, в какой связи у него вырвались именно эти слова. Может быть, ощупывая необычную рукоятку оружия, он мысленно сопоставил ее форму с описанными в судебно-медицинском заключении телесными повреждениями, возможно, слова вырвались чисто интуитивно, но эффект их оказался неожиданным. Сильного здоровенного мужчину сначала, казалось, хватил паралич, лицо его побагровело, он не мог выдохнуть воздух из легких, а затем неожиданно рухнул на колени и, ухватившись серыми руками за край стола, невнятно забормотал:
— Я не убивал, я не убивал. Начальник, я не убивал.
— Встаньте, встаньте немедленно, — вскочил Вершинин.
С трудом ему удалось усадить Корочкина. Тело того сотрясалось мелкой дрожью. Зубы выбивали морзянку о край стакана с водой. Через несколько минут он немного успокоился. Тогда Вершинин повторил свой вопрос. Эффект оказался почти такой же.
Окончание в следующем выпуске.
