Один из них, высокий, в сапогах, начищенных до матового блеска, в кожаной немецкой куртке, подошел к телеге, взял часы, повертел, бросил обратно.
— Ну что, Яруга, шарашишь потихоньку?
— Я… — Голос Яруги сел, он никак не мог справиться с ним.
— Не дрожи, не дрожи, не тронем. Как там власть новая?
— Ничего пока…
— Не знает она о тебе, а?
— Не знает.
— Так вот, чтоб они ничего не узнали и дальше, ты мне поможешь.
Яруга молчал.
— Слышишь, сволочь?! — Бандит схватил Яругу за рубашку, дернул на себя. — Человеку нашему поможешь.
Яруга молчал.
— Он придет к тебе, скажет, что от меня. А по деревне слух пусти, что это красноармейцы грабят. Понял? И помни. Как они госпоставки соберут, сразу свистни. Я тебя теперь каждый вечер проверять буду.
Бричка, груженная узлами и сундуками, выехала из ворот усадьбы Тройского. Сам Тройский в городском костюме сидел на облучке, на вещах примостились жена и невестка. Крестьяне, вышедшие из домов, молча глядели вслед бричке.
На дорогу перед самыми мордами коней выскочил Волощук.
— Стой! Стой!
— Тпру-у! — натянул вожжи Тройский.
— Ты куда? — Волощук дышал тяжело.
— В город, к брату.
— Нельзя хозяйство бросать, понял? — крикнул Волощук. — Кто армию кормить будет?
— Какую армию? Червонную? — с придыханием спросил Тройский.
— Червону!
— Так пусть она сначала банду прогонит. Это они до меня шли. Понял, староста, до меня, а не до Капелюха. Я же тоже им харчей не дал. Уйди с дороги!
— Стой! — Волощук выдернул из-за пояса наган.
Тройский хлестнул коней, они рванули, оглобля задела не успевшего отскочить Волощука, и он упал, выронив наган, и бричка пронеслась мимо него.
Волощук прополз в пыли, дотянулся до оружия. Вскинул наган, потом опустил и долго сидел на дороге, беспомощный и слабый.
На базаре торговали всем. Он выплеснулся из огороженного рыночного пространства и заполнил близлежащие улицы. Здесь продавали немецкие, польские, румынские сигареты, папиросы самых разнообразных сортов, местный самогон — бимбер, самодельный, ядовитого цвета лимонад в грязноватых бутылках, конфеты. Продавалось за деньги и менялось на продукты все: часы, золотые украшения, серебряные портсигары, польские и немецкие мундиры, офицерские сапоги, костюмы и платья.
В центре, на дощатых рыночных прилавках, приезжие крестьяне торговали салом, битой птицей, окороками и овощами.
Над базаром висел непрекращающийся гул голосов.
Телега запоздавшего крестьянина с трудом пробиралась сквозь толпу к коновязи. Крестьянин спрыгнул с облучка, привязал лошадь, протянул сторожу шматок сала.
— Припозднился. — Сторож понюхал сало, завернул его в тряпицу.
— Так дорога… Теперь, Стась, опасно на базар ездить.
— Это как?
— А так. Слыхал, бандиты в Смолах целую семью вырезали?
— Брешешь!
— Так то пес брешет. А я дело говорю.
Крестьянин засунул за голенище кнут, взвалил мешок и тяжело зашагал к прилавкам.
— День добрый, панове.
— День добрый, — ответили ему.
— Что там, в Смолах?
— Плохо, — отозвался пожилой крестьянин. — Бандиты семью Капелюха побили.
— Так за что?
— А ты поезжай в Смолы. От них до нас за ксендзом приезжали. Завтра хоронить будут…
Крестьянин замолчал. Сквозь толпу протискивался патруль. Трое с красными повязками на рукавах внимательно и цепко оглядывали военных. Вот подошли к одному из них, начали проверять документы, потом остановили другого, окружили и медленно повели с рынка.
В другой стороне базара двое в штатском и Ядвига с перевязанной головой медленно шли мимо людей, торгующих носильными вещами. Женщина подходила, разглядывала пальто, кожухи, платья.
— Такие у нас дела, Токмаков, — сказал Павлов, встал из-за стола и словно растаял в темноте. Свет лампы освещал письменный стол, во всей остальной комнате было сумеречно.
— Что известно о банде, товарищ подполковник?
— Мало. Состав — четыре–пять стволов. Руководит Андрей Рокита, бывший уголовник, при немцах служил в полиции в Гродно, был связан с гестапо. Сам родом из Смол. Действуют нахально. Нападают на крестьян, едущих с продуктами на базар.
— Сергей Петрович, — Токмаков шагнул из темноты, — а куда они продукты девают?
— Думаю, есть посредник, который меняет их на ценности. Им ценности нужны.
Токмаков достал папиросу, закурил, помолчал немного.
— Это точно, Сергей Петрович, продукты нынче большую силу имеют. Надо посмотреть в городе, а вдруг выйдем на перекупщика.