Внезапно этого крепкого на вид мужчину стал бить озноб, даже зубы заляцкали.
— Что это с вами?
— Я себя плохо чувствую. На больничном, пришел, чтобы помочь со срочным заказом. А тут вы с этим убийством.
— Как вы узнали, что Федор Степанович убит?
— Я же на его похоронах был, меня Зоя пригласила.
— А после похорон она вам звонила?
Конина снова передернуло, он наморщил лоб, что-то вспоминая. Наконец с трудом разжал губы:
— Да, звонила, по-моему, позавчера, точно не помню, температура была. Душу все изливала, просила не забывать, заходить.
— Рассказала, что ее вызывали на допрос?
— Да.
— Что она вам говорила о Савелии?
— М-м-м… чтобы молчал, если спросят о нем. Даю честное слово, его имя только от нее услыхал. Федя как-то под банкой сказал, что жена хахаля завела, встречается с ним у какой-то Раи, тот, значит, квартиру у нее снимает. Я, честно, даже имени его не знал. Клянусь. Отпустите меня, что-то не по себе, колотун бьет.
Морозов не стал да и не имел права вести допрос человека в таком состоянии без его согласия.
Попрощавшись с начальником отдела кадров «Кристалла», старший инспектор МУРа поехал к Нарышкину и изложил свои впечатления от беседы с Кониным. Они были противоречивы. Морозову показалось, что огранщик не просто недоговаривает, а чего-то боится и поэтому пытается утаить.
— Я, пожалуй, Хабаловой сообщу, что в понедельник устрою очную ставку с Кониным, — решил Нарышкин. — Надо выяснить, что это за Рая. Разведем их на час: ее — на десять, огранщика — на одиннадцать.
В понедельник Зоя Аркадьевна пришла на допрос без опоздания, причем на этот раз даже не пыталась делать вид, что убита горем. Сухо поздоровалась, положила на стол повестку, устало вздохнула и присела.
— Итак, Зоя Аркадьевна, на первом допросе мы выяснили с вами, что убийца после совершения преступления ушел из квартиры, ничего не взяв из вещей. С этим вы согласны?
— Да.
— Второе. Из ваших показаний ясно, что вы не знаете никаких смертельных врагов Федора Степановича, которые могли бы ему отомстить.
— Да, я не знаю их, но категорически отрицать это, конечно, не могу.
— Вот мы и разбираемся. И одна из версий, что убийство совершено вашим знакомым Савелием на почве ревности, когда он пришел к вашему мужу выяснять отношения. Вы согласны с этим?
— Нет, нет и нет. Не мог он этого сделать! — с надрывом выкрикнула Зоя Аркадьевна. — В это время… его в Москве уже не было, он уехал на Север.
Нарышкин подробно записывал в протокол свои вопросы и ответы Хабаловой, которая делала вид, что это ей безразлично.
— Назовите, пожалуйста, адрес, фамилию, имя и отчество Раи, у которой Савелий снимал квартиру.
— Я не знаю никакой Раи да и знать не хочу! — вспылила Хабалова.
— Тогда мне придется предложить вам очную ставку с человеком, который дал эти показания. — Нарышкин снял трубку и позвонил в приемную: — Я вызывал к одиннадцати часам Конина… Ясно. — Он положил трубку. — К сожалению, Конин еще не пришел, придется подождать, а пока продолжим. Итак, вы утверждаете, что ваш знакомый Савелий во время убийства был в пути на Север. Вы его провожали?
— Нет, мы простились с ним в субботу. И вообще оставьте его в покое! Савелий ни при чем.
На глазах у Хабаловой выступили слезы. Она открыла сумочку достать платок, и Нарышкин увидел в боковом кармашке записную книжку. Перехватив его взгляд, Зоя Аркадьевна моментально захлопнула сумочку, зажав платок в кулаке.
— Так. А ведь все, что нас интересует, вы носите с собой, — уверенно сказал Нарышкин. — Придется попросить у вас записную книжку. Думаю, что в ней мы отыщем координаты Савелия и Раи. Поэтому предлагаю в интересах следствия передать ее мне.
— А если я вам ее не дам? — с вызовом спросила Хабалова, глядя на следователя сразу высохшими, злыми глазами.
— Тогда я буду вынужден пригласить сюда нашу сотрудницу, понятых, конечно, тоже женщин. Вы понимаете? Будьте благоразумны. — Нарышкин протянул руку.
Зоя Аркадьевна передернула плечами и с явной неохотой отдала ему записную книжку.
— Можете зря не рыться. Боброва Раиса Семеновна, там телефон и адрес, по которому мы снимали у нее комнату.
— Хорошо, проверим. — Нарышкин набрал знакомый ей номер. — Раиса Семеновна? С вами говорит следователь прокуратуры города Николай Николаевич Нарышкин… Ничего страшного не случилось. Вы можете приехать сейчас ко мне в прокуратуру?… Спасибо, запишите адрес…
Положив трубку, Нарышкин испытующе посмотрел на Хабалову.
— На какую букву искать вашего любовника?
— Там нет ни его фамилии, ни адреса.
Николай Николаевич стал медленно листать записную книжку, внимательно читая все имена, фамилии, названия учреждений.
«Соболева Велла, г. Магадан, улица Ленина, 15-378, — прочитал он и задумался. — Раз она магаданская, то могла знать Савелия. Возможно, его родственница».
— Кто такая Соболева?
Зоя Аркадьевна на мгновение замерла и, отвернувшись к окну, тихо сказала:
— Это подружка у меня была, нет ее больше. Мы с ней вместе учились и даже родились в один день…
Нарышкин заметил, как учащенно запульсировала жилка у нее на шее. Неужели можно так разволноваться, вспомнив подругу?
— Оставьте пока себе этот блокнот и выучите его хоть наизусть, а мне нужно идти, — сказала Хабалова, внезапно встав.
— Только, пожалуйста, после того, как подъедет Боброва.
Вскоре в кабинет постучали, и вошла пожилая женщина.
— Я Боброва, вы меня вызывали по телефону?
— Пожалуйста, проходите, садитесь, Раиса Семеновна. А вы, Зоя Аркадьевна, теперь можете идти. Сейчас отмечу вам повестку.
Хабалова резко встала, схватила листок и бросилась к двери. Нарышкин проводил ее взглядом, гадая, чем вызвана столь бурная реакция, но ответа не находил.
— Раиса Семеновна, я пригласил вас, чтобы допросить в качестве свидетеля но делу об убийстве Хабалова Федора Степановича.
— О господи! — прошептала женщина и перекрестилась. — Я о таком впервые слышу.
— Это муж Зои Аркадьевны, вы разве не знали ее фамилию?
— Нет. Я и по отчеству-то ее не знала. Зоя, и все тут.
— Тогда, расскажите мне о вашем постояльце Савелии: кто он, откуда приехал, сколько прожил?
— Сдала я комнату Савелию Матвеевичу в начале марта, — зачастила Боброва. — Заплатил сразу девяносто рублей за три месяца вперед и жил себе.
— Как фамилия вашего постояльца?
— Вот фамилию-то я запамятовала. Да и зачем она мне, чай, не грабитель какой-нибудь. У самого денег девать некуда.
— Хорошо, можете не вспоминать. Все его данные я узнаю в милиции. Вы ведь его прописывали?
Словоохотливая пенсионерка разом сникла.
— Виновата я, — тихо призналась она. — Он мне пятнадцать рублей дал и паспорт на прописку. Я записала на бумажку и фамилию, и все, да вот бумажку куда-то заховала. Вы уж извините меня, старую.
— Постарайтесь вспомнить фамилию.
— Как-то на «л», Лисицын… нет, не помню.
— Может быть, Соболев?
— Ой, правильно, Соболев! Точно, Соболев! — обрадовалась старушка и даже перекрестилась.
— Откуда он приехал?
— Кто ж его знает? Говорит, что сибиряк. Я к нему с распросами не лезла. А отбыл он двадцать шестого мая в обед. Собрал вещички и с Зойкой на такси.
«Накануне убийства, — отметил для себя Нарышкин. — Это он мог сделать, чтобы обеспечить алиби».
— А не говорил Савелий Матвеевич, куда и как едет?
— Ничего не говорил, да я и не спрашивала. Поинтересовалась только, когда его ждать. Ответил, что не знает. Я еще подумала, что он с Зойкой улетает, два билета заказывал через какого-то друга по телефону на двадцать восьмое мая. Только вот куда — не расслышала, уж извините старую.
На другой день Николай Николаевич отправил запрос — в УВД Магаданской области с просьбой сообщить сведения, имеющиеся в отношении Соболева Савелия Матвеевича. Затем со ссылкой на номер уголовного дела наложил арест на вклады и переписку Хабаловых и, позвонив Морозову, пригласил его и Козлова к себе.