— Это так же не может случиться, ваше величество, как победа одного безумца над ста противниками.
— Но в шахматах, ваше преосвященство, я люблю пожертвовать вам все фигуры, чтобы последней поставить мат.
— Но перед костром у господина Сирано де Бержерака не будет ни одной фигуры для жертв, кроме самого себя.
— Посмотрим, посмотрим, — нетерпеливо завертел выставленной вперед головой король. — Не пора ли закрывать Нельские ворота и зажигать костер?
— Все придет в свое время, если господин Сирано де Бержерак не опомнится и не опоздает.
— Вы допускаете, что он может струсить?
— Это его единственный путь к спасению, но ведущий, увы, в Бастилию за стократное нарушение вашего запрета на дуэли, ваше величество.
— Неужели стократного? Ну и молодец! — не удержался король от возгласа. — Кстати, не ваши ли это монахи выстроились чуть ли не солдатским строем перед сваленными дровами и хворостом?
— У каждого из них к груди прижато по два—три тома сочинений Декарта.
— Полит ли хворост маслом? — осведомился король.
— Уже зажгли факелы, ваше величество.
— Кажется, я прозевал фигуру, — рассердился король. — Вы заговорили меня. Впрочем, не Сирано ли это появился между костром и толпой монахов? Вооруженный против безоружных! Где ж тут равенство сил?
— Но за монахами вы можете увидеть толпу истинных католиков. У них найдется чем сломать даже лучшую шпагу.
— Надеюсь, и шею еретика?
— Да, — задумчиво заметил кардинал, — его действия можно расценить и как еретические, направленные против буллы папы.
Монахи меж тем подошли к просмоленным поленьям и предусмотрительно политому маслом хворосту и подожгли костер.
Пламя взвилось к небу, вызвав вопль восторга у всех, кто находился по обе стороны Сены.
Огонь отразился в воде и заплясал бегущими отсветами и бликами, словно на водную твердь рассыпали воз бриллиантов.
Осветились мрачные контуры Нельской башни с запертыми на ночь воротами.
— Какая прелесть! — воскликнула графиня де Велье. — Маркиз, вы заслуживаете награды!
— Зрелище еще впереди, — пообещал маркиз.
И тогда между столпившимися монахами и костром возникла одинокая фигура стройного, совсем еще молодого человека.
Не обнажая шпаги, он крикнул так, что его было слышно не только на обоих берегах Сены, но и во дворце:
— Всякий, кто приблизится к костру, чтобы бросить в него книги Декарта, сам окажется в костре. Это говорю я, Сирано де Бержерак. Берегитесь!
Замешательство среди монахов было недолгим.
Первый из них, творя крестное знамение и шепча молитвы, приблизился к костру, неся книгу в вытянутой руке.
Никто не мог дать себе отчета, каким образом он вдруг взмахнул своей сутаной и полетел в трескучее пламя костра.
Раздался поросячий визг, и через мгновение живой факел ринулся от костра к группе монахов.
— Какая прелесть! — снова воскликнула графиня с родинкой. — Ведь он, наверное, обжегся, бедненький?
— Кто следующий? — крикнул Сирано.
— Вы заметили, ваше преосвященство, он не обнажает шпаги?
— Пока, пока, ваше величество. Я послал туда стражников.
— Тогда другое дело! — И король шмыгнул носом.
Меж тем группа монахов как по команде пришла в движение. Однако нельзя даже передать быстроту происходящего. Руки Сирано от неповторимых по молниености движений, да и сам он, мечущийся исчезающим призраком, может быть, из-за капризов освещения, становились порой невидимыми, но сутаны, задранные ноги дерзнувших приблизиться к костру монахов мелькали в воздухе, а горящие факелы, вырывающиеся из костра, отчетливо были видны.
В отсветах пламени виднелись разбросанные по земле книги в кожаных переплетах.
— Несчастные монахи, — заметил король.
— Они страдают за веру, — ответил кардинал.
Тогда на Сирано двинулась толпа, наспех набранная монахами по трактирам.
Сирано так и не обнажил шпаги. Но, если бы индеец Августин мог видеть, как он расправлялся с полупьяными погромщиками, привыкшими к тому, чтобы их боялись и понятия не имевшими о тех невероятных приемах сынов Солнца, которые, стоя спиной к костру, пустил в ход Сирано, угощая каждого, кто приближался к нему, ударами в самые болевые места!
Через короткое время земля была усеяна корчащимися людьми, и берег Сены огласился криками и стонами. Пьянчужки продолжали лезть на Сирано и, отбрасываемые его ударами, падали на уже лежавших.
А над поверженными в позе ягуара, готового к прыжку, стоял ученик индейца из племени майя, готовый отразить любое нападение.
Но теперь в дело вступили стражники со шпагами в руках.
Пришлось и Сирано выхватить шпагу.
— Кажется, дело дошло до настоящего сражения, — заметил король, сопя носом.
— Они убьют его! Столько на одного! — воскликнула графиня де Велье.
Баронесса де Невильет, с задержанным дыханием следившая за всем происходящим, упала в обморок.
В обморок упали и еще две дамы из окружения королевы, но, убедившись, что никто не приходит к ним на помощь, пришли в себя и бросились снова к окну, где их места были уже заняты другими дамами.
Стражники никак не могли сблизиться с Сирано, мешали преграждавшие им путь стонущие и корчащиеся от боли тела пьянчуг.
Но Сирано сам бросился на противников, и тут пошел в дело его излюбленный прием. В воздух, сверкая в отблесках костра, полетели одна за другой шпаги стражников, которые сразу же обращались в бегство. Пытавшихся оказать ему сопротивление офицеров Сирано неуловимым движением своей разящей шпаги ранил (хотя были и убитые!), отражая с непостижимой сноровкой все направленные на него удары. Впрочем, неверно думать, что он не получил ни одной раны. Камзол его покрылся кровавыми пятнами, но он продолжал биться с противниками. Как в большинстве сражений, исход боя решила паника.
Кто-то крикнул, что сам господь вложил в руку безумца его шпагу, ибо в булле пата не сказано о сожжении книг Декарта.
Монахи стали подбирать и уносить книги, не стараясь больше их сжечь, стражники подбирали убитых я раненых.
Полупьяная толпа разбежалась, стражники удалились.
Сирано остался один, готовый отразить новую попытку штурмовать костер святого Эльма.
— Это необыкновенно, маркиз! Я думала, что умру от волнения! — вздохнула графиня с родинкой. — Но я смертельно устала, будто сама билась с этими ничтожествами. Садитесь в карету и отвезите меня домой. Граф уехал с поручением его высокопреосвященства в армию. Садитесь, пока я не передумала и не пригласила этого неистового демона, который быть может, кое в чем и вам не уступит.
— Как можно, графиня! Уж позвольте мне не допустить до вашей обворожительной родинки его клюв.
— Но все-таки вам придется привезти его ко мне на следующий же раут. Но совсем недурной поэт. Пока не ревнуйте. Я просто хочу посмотреть на него вблизи.
— Предпочел бы, чтобы вблизи вы смотрели лишь на меня. С этими словами маркиз юркнул в карету, поручив свою лошадь слуге графини.
Карета графини поехала следом за каретой баронессы де Невильет, которая после обморока наконец пришла в себя. Ришелье смешал шахматные фигуры и сказал королю:
— На этот раз, ваше величество, я проиграл не только вам.
— Но каков молодец![6] — усмехнулся король. — Впрочем, и мат вы получили изящный.
Невыспавшийся кардинал, войдя в свой кабинет, увидел на столе свою закладную записку, как он того и пожелал накануне.
Ее положил туда стоявший перед ним Сирано в изорванном и покрытом пятнами камзоле.
Всадник на усталом, еле передвигающем ноги коне, оставив позади не одну сотню миль, остановился у ватиканских ворот. Конь поник головой, готовый упасть. Всадник соскочил на землю и любовно похлопал его по взмыленной шее.
Наемник — граубинденец с длинной шпагой на боку — направился к приехавшему с наглым угрожающим видом.
— Пакет! Его святейшеству папе! — по-французски произнес путник.
6
Сражение Сирано де Бержерака со ста противниками всегда казалось автору невероятным и выглядело легендой. Но ознакомление с подлинными документами той и последующих эпох вынудило автора отнестись к этому событию как к подлинному. Расхождение между свидетельством Ростана в XIX веке и Лебре, современника Сирано, было лишь в числе убитых и раненных в этой небывалой битве. Реотан утверждал, что убитых было 8, а раненых 17, Лебре же говорил лишь об одном убитом, числа раненых не называя.