Вот только книг на полке заметно прибавилось и над столом появилась новая картина — яркие весенние горы.
— У тебя здесь почти ничего не меняется, — сказал Егор.
— А зачем? Я привык… Но ты погоди выводы делать, завтра покажу новые книги, записи и еще кой-какой, транспорт.
— Технику сменил?
— Сменил.
В этот момент Егору почудилось, что он слышит тихое лошадиное ржанье. Он вопросительно взглянул на Антона.
— Конь?
— Три! Три отличные лошади! Орлик, Каурый и Чалый.
— Ну, поздравляю!
— Завтра обязательно прокатимся в санях. А сейчас давай к столу.
— Может, здесь расположимся? Давно не видел живого огня. Ишь как он… трудится.
— Давай, — легко согласился Антон.
Огонь в камине догорал, и сейчас была та редкая минута, когда угли переливаются бархатными сполохами, играют, завораживают человека. В такие минуты нужно молчать, глядя неподвижно на угли, или, не отводя от них глаз, говорить тихо и неторопливо. Перед угасающим огнем, как и перед вечностью, нужно быть немного философом, простить судьбе ее крутой нрав, как прощали ей, в конце концов, все наши предки.
— Зачем они ходят в горы? — глядя на огонь, спросил Егор.
Антон вымученно улыбнулся:
— Знаешь, когда я учился в Лесной академии, то, как и все студенты, очень любил поговорить о жизни. Однажды даже составили план по диспутам. В этом плане был такой пунктик: «В чем смысл жизни? — 1 час». Ты задаешь мне вопрос из разряда вечных и хочешь, чтобы я после глотка водки быстренько тебе растолковал, в чем смысл жизни, зачем люди ходят в горы, что такое любовь и откуда дети берутся…
— Я обязательно должен в этом разобраться, — тихо сказал Егор. — Это же не спорт. Спорт — когда зрители, аплодисменты, телекамеры… Глупейшее занятие — лезть в гору, которая тебе абсолютно не нужна… А ты посмотри, кто ходит в горы — умницы, золотые ребята. Трудностей им не хватает? Так пусть идут работать к нам, в космос.
— Не всем же работать в космосе, — возразил Антон. — А Женька любил Землю. Наверное, он смог бы работать у вас, но он слишком любил Землю. А на нашей ухоженной, благоустроенной Земле, может, и вправду хочется трудностей?
— Он был крепкий парень, но небольшого роста. Может быть, в этом дело?.. Когда поднимался на вершину, то чувствовал себя выше гор… Наверное, так н было вначале! Потом привык, в горах появились новые друзья, новые песни… Наверно, это очень приятно, когда у тебя где-то там. под ногами, парит орел, и облака под ногами, а выше тебя — только небо, небо и небо…
— Егорушка… Если бы только орлы под ногами да новая компания, то Женька бы быстро переболел горами. Только из-за этого никто не пошел бы в горы…
— Последнее, что он успел крикнуть: «Ребята, лавина!» И тут их накрыло! Все остались тогда живы, а он… — Егор захлебывался словами. — А ведь среди них он был самый опытный, самый сильный… Ну почему?!
Антон долго сидел с закрытыми глазами, потом хрипло сказал:
— Подбрось-ка в огонь, парень.
Утром они запрягали коней. Кони перебирали тонкими ногами, всхрапывали, косились на людей испуганными огромными глазами.
Егор с затаенным наслаждением гладил их по лоснящимся крупам, и у него подрагивали ноздри, когда он вдыхал запах лошадиного пота. Он с такой деловитой серьезностью помогал Антону, что тот не выдержал, заговорил:
— Ах ты цыганенок… Цыган — вот ты кто! Только сейчас я тебя понял. И лошадей ты любишь, и по космосу кочуешь, и кудри у тебя черные, и глаза диковатые — вон как у Орлика. Цыган ты и есть…
— Шутишь, борода! Сам посуди — часто ли такое видим? Лесных зверей бережем, лелеем, а живую лошадь только в таких краях найти и можно. В пригородных лесах лоси бродят, однажды мне белка на плечо прыгнула — ругается чего-то, чихвостит меня за что-то чертенок такой… Это хорошо, конечно. Но вот собаку свою. Нанду, пришлось тебе отдать. Не житье ей было в большом городе. Как она сейчас, кстати?
— Умница. Приедем — увидишь. Я ее на заимке оставил. Стережет подкормку для соболей. В этот год волков много развелось, боюсь — растащат подкормку.
Ах, как несли их эти кони! Дробно стучали копыта, полозья саней поскрипывали по накатанной дороге, а вокруг стояли такие золотые сосны, что казалось, это не деревья, а колоннада языческого храма, которая поддерживала купол синего неба. И такой покой стоял вокруг, что сердце по-детски щемило, словно в предчувствии нового, еще одного чуда.
Антон правил лошадьми и внимательно поглядывал по сторонам. Вдруг он привстал, завороженно глядя куда-то назад, потом резко повернулся к лошадям и, нахлестывая их, крикнул:
— Волки! Ах ты, беда… Н-но! Н-но!! Ах ты, загубил лошадей! Это же волки!
Егор мгновенно перевернулся на живот, встал па колени и, придерживаясь одной рукой за сани, внимательно осмотрел лес.
Стая волков гналась за санями. Волки шли то легким наметом, то стелились над землей в беге, и уже было видно, как стан вытягивается и охватывает тропку с флангов, изгибается гигантской подковой.
— Бластер! — крикнул Егор. — Где бластер?!
— Егор, мне нельзя их отстреливать! — простонал Антон, яростно нахлестывая лошадей.
— Это тебе нельзя! А мне можно! Я не хочу сидеть под личной биозащитой и смотреть, как они будут рвать твоих лошадок! Где, я спрашиваю, бластер?!
— Где-то под ногами… Егор, попробуй их только отпугнуть!
— Попробую, — сказал Егор и влепит заряд в грудь первому хищнику. Волки есть волки — па Земле или в Красном Пятне чужой планеты. Ото очень серьезные звери, с которыми не стыдно встретиться п открытом бою.
Он выстрелил еще раз, и белый фонтан пара взорвался перед стаей. Та дружно взвыла и прибавила ходу.
И пошла работа! Лошади неслись, роняя хлопья пены, Антон свистел по-разбойному, ругался и все кричал Егору, чтобы тот старался только «отпугивать»… А сани болтались, раскачивались от этой бешеной гонки, и стрелять прицельно было очень трудно Егор стрелял торопливо, навскидку, словно спешил потратить побыстрей все заряды.
Подбитые сгустками огня волки зарывались в снег оскаленными мордами, другие, нелепо перевернувшись в воздухе, тяжело падали и замирали неподвижно, третьи вдруг останавливались и начинали крутиться на месте, хватая себя зубами за обожженные бока.
Ах, как летели кони! Егор хмелел от бешеной гонки, от близкой, серьезной опасности, он глотал морозный земной воздух, смеялся, кричал и стрелял
И когда бластер вместо мгновенного страшного удара выплюнул желтенький язычок остатков энергии, Егор усмехнулся, протянул руку и сорвал у Антона с пояса охотничий нож. Потом легко спрыгнул с саней.
Антон что-то жалобно закричал, но храпящие кони несли неудержимо, их можно было убить, но только не остановить.
Стая, растянувшаяся в беге, вначале проскочила мимо Егора, лишь один крупный волк с ходу метнулся ему на грудь. Егор увернулся от лязгнувшей пасти и резко ударил ножом. С коротким хрипом волк свалился ему под ноги и забился на снегу.
Стая медленно возвращалась, окружала Егора, стягивала кольцо.
«Пожалуй, Антон успеет далеко уйти, пока я с ними тут разбираюсь», — весело подумал Егор. Он резко повернулся, и волки шарахнулись от него, скаля зубы.
«Вот то, что мне нужно, — мелькнула отчаянная мысль. — Ай, браво! Ай, спасибо, Антон свет Петрович! Ты просто спасаешь меня от свирепой тоски! Вот кто сейчас мне будет платить за все — за нелепую Женькину смерть, за мою звериную тоску, за все, даже за лошадок, которых хотели сожрать эти волки!»
— Волки! — крикнул он. — Я вас не звал! Уходите! Нет? Ну, тогда у нас будет честная драка!
Егор натянул капюшон десантного комбинезона, застегнул до конца «молнию» и защелкнул ее на предохранитель. У него оставались незащищенными только руки и лицо. Но руки были оружием — в правой Егор сжимал тяжелый нож, а левой рукой — ребром ладони — он иногда ломал позвонки желтым волкам там, в Красном Пятне.