— Зачем ты, Сашка, — заявляет он наконец обиженно, — с друзьями-то так обходишься? Ведь мы с тобой по-хорошему. Никаких, главное, шуточек. Ведь ты не очень много летал с Никитиным?
Я постепенно остываю.
— Немного, — говорю. — Четверть рейса.
— Так вот, — победоносно заявляет мне Николя Криницкий. — Неужели, Сашка, за оставшиеся три четверти рейса ты не успеешь сюда еще раз прилететь? Я тебе вот что скажу со всей ответственностью: успеешь, и даже неоднократно!
Подобные нелепости обычно лишают меня последней способности к сопротивлению. Я начинаю на все реагировать легкомысленно, и даже отсутствие логики в происходящем перестает меня угнетать.
— Но для тебя, чтобы сюда прилететь, — говорю я, вступая тем самым в совершенно бессодержательную дискуссию, — мне необходимо сначала отсюда улететь!
Минут пять Николя Криницкий смотрит на меня широко раскрытыми глазами — настоящий памятник Его Величеству Удивлению, — потом ставит чемоданчик на землю и хлопает себя по лбу освободившейся рукой.
— Я же, Сашка, — заявляет он на весь лагерь, — совсем забыл! Ведь ты же еще не знаком, главное, с нашей эмпирической теорией!
С такими словами он опускается на свой чемоданчик и жестом гостеприимного хозяина указывает мне на крыльцо. Я послушно усаживаюсь, приготовившись слушать. Но Николя Криницкий не успевает даже рта раскрыть, потому что перед нами появляется Роберт лже-Миронов. Появившись, он начинает разглядывать меня так, будто впервые видит.
— А где остальные? — вопрошает его Николя.
Роберт лже-Миронов делает рукой жест — сейчас, мол, придут — и говорит, обращаясь ко мне:
— Так вы, значит, и есть Александр Буров.
— Сашка, — поправляет его Николя Криницкий. — Сашка его зовут.
— Да? — говорит Роберт лже-Миронов. — Странно, вы же первый. Ну ладно, будем знакомы. Борис. Борис Миронов.
— Вас же звали Роберт?
Он отрицательно качает головой, сжав губы в широкой усмешке, а его голос произносит где-то за моей спиной:
— Да нет, его зовут Борис. Это я Роберт.
Я медленно оборачиваюсь.
Там, широко ухмыляясь, стоит еще один лже-Миронов. Некоторое время я не могу выдавить из себя ни слова. Только мой взгляд, как маятник, молча переходит с одного на другого.
Тщетно. Передо мной стоят два совершенно одинаковых охотника на жабов. То есть они, конечно, не совсем одинаковые. Волосы у одного подлиннее. Один гладко побрит, на лице другого щетина. Да и одеты по-разному. Роберт — в ковбойку с закатанными рукавами и легкие штурманские брюки. На Борисе, наоборот, — штурманка и джинсы. Сходство тем не менее поразительное.
Потом я вспоминаю, что есть такое явление, как близнецы, и спрашиваю у лже-Мироновых.
— Вы братья?
Ответить лже-Мироновы не успевают, и я их понимаю, потому что все заглушает голос Николя Криницкого, который заявляет мне, что нет, лже-Мироновы не братья и что братьев здесь ни у кого, главное, нет, но зато у них есть своя эмпирическая теория, которая объясняет все не так плохо, вот что я вам скажу. Здесь все окончательно смешивается и идет как во сне, потому что слова Николя Криницкого покрывает оглушительный нестройный дуэт; «Ба, да это никак Сашка Буров!» — и к нам подходят еще два Николя Криницких, одного из которых, впрочем, зовут Коля, а другого Ник. Потом к нам все время подходят еще какие-то люди, многих я знаю в лицо, а некоторые похожи друг на друга, как капли воды, а Николя Криницкий продолжает, заявляя, что те, кто живет сейчас на планете, были в свое время свидетелями смерти-капитана Никитина. Каким образом они сюда попадали, никому в точности не известно, но это и неважно, потому что теория у них эмпирическая, основанная на фактах, и потому правильная. Потом он излагает мне всю историю колонии, из которой я помню только, что однажды Коля Криницкий видит, что Никитин умирает от отравления какой-то местной гадостью на только что открытой планете, Коля после этого попадает сюда вместе со звездолетом, а через месяц прилетает Ник Криницкий и заявляет со всей ответственностью, что ничего такого не было, что эти несъедобные растения он, Ник, своими, главное, руками выбросил в иллюминатор, и они пошли дальше, к планете со штормовым небом, со смерчами, и Никитин пытался высадиться и погиб при посадке, а он, Ник, попал сюда неизвестно как, а потом прибывает штурман Манин — передо мной тем временем появляются сразу трое Маниных под руку с одинаковыми красивыми женщинами, очень похожими на жену капитана Никитина, — и сообщает Криницкому, что тот на самом деле работает где-то, кажется, водолазом, что они с Никитиным вернулись на Землю живы-здоровы, Криницкий после этого как раз и ушел, а Манин согласился быть штурманом у Никитина, хотя Криницкий его и отговаривал, потому что Никитин сто раз за полет хотел кончить, главное, жизнь самоубийством, неоправданно рисковал и еще я вам что-то скажу, но Манин согласился, и своими глазами видел, как дракон на планете Икс проглотил его прямо в скафандре и только кости выплюнул, а Манин, рискуя жизнью, подобрал их, потому что не годится оставлять останки своего капитана на чужой безлюдной планете, и после этого Манин перенесся сюда неизвестным способом, а через неделю появляется еще один Манин и говорит, что, действительно, был такой случай, высаживались они на планете Икс и. Никитин хотел идти на вылазку безоружный, но в последний момент взял-таки с собой пистолет, и правильно сделал, потому что не успел он вылезти из люка, как на него набросился громадный зеленый дракон, и Никитин перерубил его одним выстрелом, но через день после этого пошел на дальнюю разведку, заблудился, повредил себе рацию и не успел вернуться, а Манин, рискуя жизнью, нашел в зарослях его тело, потому что не годится оставлять своего капитана на чужой планете, особенно если она дикая и безлюдная. После этого Манин тоже переносится сюда, а следом за ним еще два Манина, а через год неизвестно как появляется жена капитана Никитина, вся в слезах, и рассказывает всем желающим, какой несчастный человек был Никитин, как все друзья от него отвернулись, как он стал совсем одиноким, и как упал однажды в пропасть, когда они ходили с ним в горы, и что она думает, это было самоубийство, и сразу же на планете появляется штурман Сидоров и рассказывает свою собственную историю, а потом еще один, и еще, и еще, а потом снова жена капитана Никитина, потом штурман Котов, и опять штурман Котов, и еще одна жена капитана Никитина, и все что-нибудь рассказывают, и суть этих рассказов одна — Никитин погиб, а тот, кто при этом присутствовал, попадает сюда, на эту планету. И что никто из них не понимает, как такое может случиться, зато им ясно одно — капитан Никитин имеет ко всему этому какое-то отношение, пусть даже косвенное, и в этом-то и заключается их знаменитая эмпирическая теория. И, несмотря на некоторую путаницу, какая иногда возникает, и на целый ряд философских проблем, которые возникают постоянно, на судьбу они в общем не жалуются, потому что здесь ничуть не хуже, чем на Земле, и живут все они дружно и надеются, что и я вольюсь полноправным членом в сей коллектив.