— Я готов обсудить и подробности.
— Например, что касается связи. Вы знаете, что это очень важный вопрос, Питер!
— Она будет по возможности простой и надежной. После того, как я буду знать название корабля и время его прихода в болгарский порт, я пошлю моим людям несколько почтовых открыток с самым невинным текстом. А когда героин будет переброшен на баржу, на ваш адрес в Австрии придут поздравительные открытки. Баржи движутся достаточно медленно, а открытки будут содержать столь невинный текст, что невозможно, чтобы хотя бы частично они не достигли своего адресата. А как написать название баржи на карточке, или на марке, или, если хотите под маркой, мы придумаем. Для этого существует сто способов.
— А люди? — спрашивает шеф, щурясь от дыма. — Вопрос с людьми еще более тонкий, Питер!
— Людей вы получите через меня. Я могу дать в ваше распоряжение одну, две, три дюжины надежных людей, готовых на все за скромную сумму. Но я лично предпочитаю группу в составе четырех—пяти человек, один из которых будет всем руководить и отвечать за все передо мной.
— Чем меньше помощников, тем лучше, — кивает Дрейк. — Меньше трат и больше шансов на успех. Но много их или мало, этих людей еще надо завербовать. А также — при случае — и контролировать,
— Это также мое дело, — заявляю я. — Весь участок от Варны до Вены беру я на себя. Вам остается только считать денежки.
— Я уже сказал, не хвастайтесь, — бормочет шеф. — Все это еще нужно проверить, тщательно проверить, Питер, прежде чем приступить к операции.
— Чтобы приступить к операции, необходимо еще одно условие, — напоминаю я.
— А как вы себе его представляете, это условие?
— В виде десяти процентов.
— Вы с ума сошли! — восклицает шеф без пафоса, но абсолютно категорично. — Вы имеете представление, какова цена… скажем, десяти килограммов героина?
— В Америке это стоит не менее десяти миллионов.
— По американским ценам работают только американцы, — быстро произносит шеф. — Но даже по европейским ценам получается пять миллионов. И вы наивно думаете, что я предложу вам пятьсот тысяч, даже если все будет гладко, как по воде?
— Почему бы и нет? Тем более и вам останется не меньше двух миллионов.
— Вы мой секретарь, Питер, а не бухгалтер, — уточняет рыжий. — Раз вы берете на себя и эту обязанность, то должен вам напомнить, что я не один провожу операции. У меня есть партнер, у которого аппетит побольше вашего.
— Ваш партнер получит свое с разницы между европейскими и американскими ценами, раз они вдвое выше. Он получит сто процентов прибыли, мистер Дрейк. А я прошу у вас какие-то жалкие десять.
— Вы с ума сошли! — повторяет Дрейк. И опускает голову, словно опечалившись тяжелым диагнозом, который сам поставил. После короткого молчания он произносит: — Один процент! И то лишь затем, чтобы дать вам возможность оценить мое великодушие.
— Я допускал, что вы срежете процент—другой, — вздыхаю я. — Но не думал, что столь бесстыдно предложите один только процент!
— Один процент плюс жизнь, Питер! А жизнь дороже всяких процентов. Особенно для человека вашею возраста.
Он замолкает, вновь отдавшись легкой скорби, затем произносит ностальгично:
— Чего бы только я не дал, чтобы быть в вашем возрасте, дружище!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Барабанная дробь, сопровождаемая восклицанием ведущего:
— Мисс Линда Грей!
Мисс Линда Грей появляется во всем своем величии. На ней подчеркнуто строгий туалет: длинная черная юбка и белая блузка в пене кружев. А какая посадка головы! Какая прическа!
Мисс Линда делает несколько шагов вперед к середине дансинга, где уже установлен микрофон. Певица скромно склоняет голову в знак благодарности нескольким хлопкам, берет микрофон и рассеянным взглядом обводит столики. Наконец останавливает его на моей несчастной физиономии. Итак, жертва найдена. Может быть, и не столь идеальная, если вспомнить о синяках и ссадинах, но что же делать, коль за соседними столиками или представительницы одноименного с певицей пола, или весьма дряхлые старцы.
Мисс Линда делает еще несколько шагов, теперь в мою сторону, погружается взглядом в мои глаза, и в зале звучит теплый мелодичный голос:
Ничто не мешает мне повернуться к ней спиной и поставить ее в глупое положение, всем видом показав, что мне наплевать на ее меланхолию. Но я прикован к ней силой двух доз виски или силой ее бирюзовых глаз. Она заглядывает мне в глаза и даже кладет руку мне на плечо.
Конечно, я мог бы встать и сказать: «Успокойтесь, милочка», или «Сядьте лучше и выпейте чего-нибудь», или хотя бы снять эту нежную ручку с моего нового костюма, но то ли под властью выпитого виски, то ли под властью ее бирюзовых глаз я позволяю ей признаваться мне в любви и держаться за мое плечо. Впрочем, она уже оставила в покое мое плечо и делает несколько шагов назад, к стойке микрофона, но вместо того, чтобы оставить его там, где ему место, продолжает:
После чего, как и следовало ожидать, снова идет рефрен, и дама уже направляет свой взор не на меня, а куда-то в глубину зала, где таится, может быть, ее судьба, или смерть, или какой-нибудь кельнер, вообще, таинственное и неразгаданное, а в зале с интонацией подавленного отчаяния разносится мелодичный настойчивый голос:
Зал взрывается аплодисментами. В подобных случаях люди всегда охотно аплодируют, чтобы показать, что им не чуждо искусство чистое и возвышенное.
— Как спали, Питер? — любезно произносит Дрейк, когда, вызванный Алом, я являюсь в кабинет.
Бормочу что-то вроде «спасибо, хорошо» и жду, стоя посреди кабинета, потому что прекрасно понимаю: шеф вызвал меня не для того, чтобы поинтересоваться, выспался я или нет.
Однако он не торопится начинать деловую часть разговора, а встает и направляется к. бару на колесиках, который размещается между двумя креслами.
— Надеюсь, мисс Линда не слишком тревожила ваши сны? — спрашивает рыжий, беря бутылку «Балантайна».
— Нет, — признаюсь я. — Не имею слабости к вокалу.
— Вокал… Речь идет не о вокале, а о вокалистке. Хотя и песня, как там было — напрасно ждешь, что проснешься, потому что завтра будешь в морге, — не может не впечатлить… Я думал, что вы с Линдой понравитесь друг другу. Она с самомнением большой певицы, и вы с самомнением великого героя… Я думал, вы подойдете друг другу…
Наконец шеф вспоминает, зачем меня позвал:
— Необходимо подробнее обсудить ваш проект. На этот раз с Ларкиным.
— Почему именно с Ларкиным?
— А почему не с Ларкиным? — спрашивает чуть резче Дрейк.
— Ваше дело, — пожимаю плечами. — Но, если хотите, этот Ларкин смахивает на полицейского…
На красной физиономии Дрейка появляется нечто вроде улыбки:
— Это потому, что он и в самом деле полицейский. Правда, бывший. Его уволили за взятки и вообще за мелкие человеческие грешки. Но это не помешало ему поддерживать связи с полицией за океаном. И знать свое дело. Короче, он отвечает за отправку груза отсюда, да и на Востоке нам поможет. Так что операция невозможна без его участия. И без его одобрения.
Шеф умолкает. Затем неожиданно восклицает:
— Полицейский, да?! Кажется, вы, дружок, окажетесь умнее, чем я предполагал.