— Плевать я хотел, — плаксиво закричал Конни. — Что хочу, то и делаю.
— Иди отсюда, Конни, — сказал Уилфилд и сжал кулаки. — Не то я как следует отлуплю тебя. Как раньше.
— Подумаешь, испугался очень. Недоноски…
Он зашел за угол полуразваленного дома Фроста, присел на траву и стал обдумывать план мести. Пожаловаться отцу? Нет, не годится. Тот под горячую руку может всыпать и ему. Набить Патрику и Уилфилду морды? Превосходная мысль, но как ее осуществить? Патрик еще куда ни шло, его, главное, с ног сбить. А вот Уилфилд сам наваляет кому угодно… Вдруг Конни вспомнил телевизионный фильм о доисторических людях… Какой там страшный тиранозавр — уничтожил половину племени… Огромный! Даже не с чем сравнить.
Конни злорадно улыбнулся. Вот чем можно по-настоящему напугать этих недоносков.
Конни шмыгнул носом, уставился на зеленую стекляшку от разбитой бутылки.
Прежде всего надо локализовать пространство материализации, наметить объем будущего объекта. Дальше хоть в общих чертах прорисовать скелет. Теперь самое главное: надо как можно ярче представить себе чудовище, как бы самому на время стать тиранозавром, ощутить вес брони и беспричинную холодную ярость, когда тяжелеют мускулы и все в тебе — челюсти, шея, лапы, хвост — готово в любой миг сокрушить жертву. Тяжело колышутся бока, из пасти клочьями срывается слюна, земля дрожит от моей поступи. Вот он — я. Могучий и непобедимый. Вот он — я!
Конни повторил про себя формулы фиксации объекта во времени и пространстве, открыл глаза и… в ужасе попятился.
На пустыре, возвышаясь над низкорослыми деревьями, возникла буро-зеленая громада чудовища. Оно сделало шаг — и кучи битого кирпича затрещали под его лапами будто морские ракушки.
Из-под безобразных век, нависших, как щиты, над глазами тиранозавра, на мальчика упал зловещий отблеск.
Он хотел крикнуть, но не смог, а в следующий миг удар огромной головы смял, раздавил его тело, чудовищная пасть разинулась и сомкнулась, и Конни не стало.
Ящер, ломая кусты, двинулся вперед.
Дети, увидев его, обомлели от страха, девочки завизжали.
— Бегите! — крикнул Рэй, бросаясь к Уилфилду. — Все бегите!
Он ничего не объяснял другу, только крепко сжал ему руку, и тот понял, напряг все свои крошечные силы, как тогда, когда просил маме исцеления.
Объединенная воля Рэя и Уилфилда упала на тиранозавра и разметала его на атомы. На поляне будто бомба взорвалась, разбросав во все стороны и мальчишек, и кирпичи, и обломки кустарника.
Литтлмен приземлился рядом с домом Фроста.
— Вы здесь, ребята?! — позвал он, пробираясь сквозь кусты дикого алоэ.
На поляне никого не было.
Внимание Литтлмена привлекло большое пятно выжженной травы, обломки кирпичей. Видно было: здесь что-то взорвалось. Сердце Литтлмена пронзила тревога. Не рано ли он доверил детям чужие знания? С другой стороны, кому же доверять, как не детям? Ведь именно они будут переделывать этот мир. Им в нем жить, они его будущие хозяева…
Литтлмен поспешил в юрод.
Над пыльной площадью стоял зной. Он высушил листья акаций, и они металлически шелестели, будто вырезанные из фольги. На веранде «Поцелуя носорога» несколько человек, в том числе и Гризли, играли в карты.
Шериф сидел в своем плетеном кресле и допивал шестую порцию виски. Он то и дело поглядывал на дорогу, в сторону Хэмпера. Оттуда должен подъехать знакомый майор с двумя десятками солдат. Надо обыскать каждый уголок, каждый дом… Мальчик не мог так просто пропасть. Здесь негде утонуть или заблудиться. А это значит… Самые черные догадки вновь обступили Шерифа, и он чуть не застонал от слепой, удушающей злобы…
Злоба имела конкретный адрес. Два дня, как пропал Конни, и столько же нет в городе этого ублюдка Литтлмена. Это он собирал детей, что-то придумывал там с ними. А что? Разве недоносок может научить детей чему-нибудь путному.
От зноя голова, казалось, налилась расплавленным свинцом, перед глазами мельтешили белые мухи.
И тут Шериф увидел Литтлмена.
Тот поспешно спускался от дома Фроста. От быстрой ходьбы полы его пиджака разлетались в стороны Лицо было озабоченным.
Шериф встал.
— Подожди, Литтлмен, — хрипло позвал он, и на веранде «Поцелуя носорога» разом прекратились все разговоры. — Подожди, Литтлмен, — с угрозой повторил он. — Стой, свинья, когда с тобой разговаривают,
Литтлмен остановился. На миг он вновь увидел Руфь с прутиком в руке, услышал ее испуганное: «Не ходи сюда… Не ходи, мой хрустальный…»
— Где мой Конни? — спросил Шериф. — У меня пропал сын.
— Не знаю, — ответил Литтлмен. — Я сам ищу ребят. Я только что прилетел из Лос-Анджелеса.
— Ты должен знать, где он, — процедил Шериф. — И вообще: что ты делаешь с нашими детьми? Чему их учишь?
— Ты же знаешь, — тускло улыбнулся Литтлмен. — Я учу их быть людьми. Прекрасными, умными…
— Ты все врешь, Литтлмен! — Боязнь за Конни, сумасшедшее солнце и виски смешались в голове у Шерифа в один черный коктейль. — Ты не пастор и не учитель, а такой же недоносок, как и все…
Он сглотнул вязкую слюну, потребовал:
— Ты как-то мне с Гризли «фокусы» показывал. Психологические… А ну-ка поищи мне сына. Как ты там умеешь — по-колдовски или телепатией?
Литтлмен отступил на шаг, побледнел.
— Я не знаю, что здесь произошло, — тихо сказал он, — но я… не вижу Конни… среди живых. Может быть, я ошибаюсь…
Шериф пошатнулся.
— Э, нет, приятель, — засмеялся он, расстегивая кобуру. — Ты ошибся. Это тебя, недоносок, нет среди живых… Я уже не вижу тебя среди живых. И никто не видит…
Он ткнул пистолетом в сторону «Поцелуя носорога», крикнул, обращаясь к посетителям пивной:
— Кто-нибудь видит Литтлмена живым?! Молчат… Значит, никто не видит.
— Опомнись, Шериф! — сказал Литтлмен.
«Я ничего не успел, — с тоской подумал Литтлмен. Он мысленно тыкался то к одной душе, то к другой, но везде находил равнодушие. — Я не передал детям и сотой доли богатств, которыми владею».
— Ты говорил, что тебе не больно.
Шериф выстрелил.
Литтлмен и в самом деле почти не ощутил боли. Удар в грудь, а затем тепло и зуд — это организм поспешно регенерировал поврежденную ткань. Можно было погасить мозг Шерифа на расстоянии или улететь, но Литтлмену опять захотелось поступить, не советуясь с разумом и не пользуясь своим могуществом: подойти к негодяю, вырвать у него пистолет и хорошенько отхлестать по морде.
Он двинулся к Шерифу.
— Стой! — заорал тот и выстрелил раз, а затем другой. Раскаленный металл в двух местах прошил грудь Литтлмена, и ему на мгновение стало дурно. Его качнуло, и он вытянул вперед руку: то ли хотел остановить вооруженного безумца, то ли схватить его.
— Дьявол, — испуганно прохрипел Шериф и попятился. — Люди, его пули не берут!.. Стой, тебе говорят!
Он снова выстрелил.
«Жаль еще, что я не успел стать отцом, — подумал Литтлмен и отчетливо увидел перед собой Руфь — одуванчик, ее милые черты. — Из меня, наверно, получился бы неплохой отец».
Только теперь он заметил на пиджаке пулевые отверстия и кровь. Он снисходительно улыбнулся, и Шериф вскрикнул от ужаса, побежал. Спрятавшись за первое попавшееся дерево, он выставил руку с пистолетом и, преодолевая в себе панический страх, выстрелил еще два раза.
Шестая пуля угодила Литтлмену в межбровье. Он остановился. Колени его подогнулись, и он ткнулся лицом в пыльный асфальт.
Площадь сразу же наполнилась голосами. К распростертому телу сбежались все клиенты Моргана, подходили любопытные, случайные прохожие.
— Представляете, он хотел изнасиловать Руфь, — тараторила худая остроносая женщина и размахивала руками, будто собиралась улететь.
— Чепуха, Литтлмен был наркоманом и приучал детей к «травке». Шериф его выследил.