— Штурман Буров! Идите и выключите шкибер.
— Сейчас, — говорю я ему. — Уже иду. Вот только отстегну ремни.
И начинаю делать вид, что распутываю привязную систему. Он, успокоенный, закрывает глаза и лежит неподвижно. Не считая, конечно, того, что кидает его из стороны в сторону на каждом крутом повороте.
Потом он вновь открывает глаза.
— Штурман Буров! Разве вы не слышали моего последнего распоряжения?
— Отчего же, — говорю. — Прекрасно слышал.
— Почему же вы его не выполняете?
— Да вот, — говорю, — травма. Плечо вывихнул. Ремней расстегнуть не могу.
— Не лгите, — говорит он. — Или вы забыли устав?
— Да, — говорю я ему. — У меня от этой трясучки всю память отшибло.
— Тогда я вам напомню, — говорит он мне слабым капитанским голосом. — На звездных трассах члены экипажа должны беспрекословно подчиняться приказам своего командира. Вам это понятно?
— А то как же, — говорю. — Чьим же еще?
— Следовательно, как член экипажа вы должны беспрекословно подчиняться моим приказам.
— Разве я прекословлю? Я и слова-то такого не знаю.
— Выполняйте приказ, штурман Буров! — говорит он мне уже немного окрепнувшим голосом. — Выключайте шкибер.
— Сейчас выключу, — говорю. — Вот только рой пусть сначала кончится.
— Немедленно выполняйте приказ!
— Хорошо, — говорю. — Сейчас я выключу шкибер. А кто поведет корабль?
— Вы.
— Прекрасно, — говорю я ему. — А кто будет стрелять по ним из лазеров? Тоже я?
— Разумеется.
— Тогда я увольняюсь по собственному желанию. Я не могу выполнять невыполнимых приказов.
Где-то в этот момент к нему возвращаются силы, и он начинает ползком пробираться к распределительному щиту.
— Я вам это припомню, штурман Буров, — говорит он мне. — Вы у меня узнаете, что такое неповиновение.
— Буду вам весьма благодарен.
Звездолет тем временем продолжает крутиться волчком, капитана Никитина оттаскивает назад, но он упорнее прежнего продвигается к распределительному щиту.
— Зря вы капризничаете, штурман, — говорит он потом, ухватившись наконец за его основание и делая попытку приподняться. — Пока я с вами, вам ничто не грозит.
— Охотно верю, — говорю я. — А вам?
Он изображает улыбку на своем разбитом лице.
— Ну, мне тем более! Я ведь не могу умереть.
Здесь сквозь защитный лазерный заслон каким-то чудом продирается крупный метеорит, и шкибер реагирует на него наиболее естественным образом — задирает корабль носом кверху. В результате этого маневра капитана Никитина отрывает от распределительного щитка и бросает назад, к нашим креслам, и его лицо оказывается в каких-нибудь тридцати сантиметрах от моего, и я вижу, что ОН В ЭТОМ УВЕРЕН.
— Я не умру, Буров, — говорит он потом, немного отдышавшись после падения на пол кабины. — Я не могу погибнуть в рейсе. Да и с вами, пока вы со мной, ничего не случится.
— Почему? — говорю я, как последний на свете тупица.
— Не знаю, — говорит он. — Но, по-моему, я стал почему-то бессмертным. Вроде как заразился. Я это сто раз проверял.
Я, естественно, молчу. Чего уж тут скажешь? А рой тем временем редеет, и толкает наш корабль не так часто, но капитана Никитина успело до того измочалить, что он лежит мешком возле своего кресла, без всяких новых попыток выключить шкибер. Потом собирается с силами, приподнимается, взгромождается на свое кресло рядом со мной и пристегивается привязными ремнями. И вовремя, потому что корабль тут же снова бросает вбок.
— А кто будет шкибер выключать? — говорю я.
Он сидит злой и на меня не смотрит. Так длится довольно долго, потом он произносит официальным тоном:
— Штурман Буров, вы обратили внимание, что рой сейчас поредел?
Я даже и отвечать не стал. Зачем же отвечать на такие вопросы?
— Мы сейчас уходим от роя, — говорит он. — Вы обратили внимание, что работают только кормовые батареи, а носовые бездействуют?
— Да, — говорю я. — Естественно, раз мы уходим от роя.
— Так вот, — говорит мне капитан Никитин. — Идите за борт и переставьте одну носовую батарею на корму.
Я, по-моему, для ответа даже слов никаких не нашел.
— Вы что, не слышали приказ, штурман? — говорит он. — Выполняйте. Не беспокойтесь, ничто вам не грозит. Немедленно ступайте за борт и переставьте лазерную батарею.
— Это еще зачем? — говорю я — Вы сами понимаете, что это убийство — посылать человека за борт при метеоритной атаке, пусть самой слабой. Дело, конечно, вовсе не в том, что вас может ударить метеоритом, хотя такая возможность тоже не исключена. Корабль во время метеоритной атаки все время маневрирует, уходит от метеоров, и если вы пойдете за борт, вы неизбежно отстанете при одном из маневров. Потому что даже сейчас, когда атака ослабла, корабль изредка дергало. Каждый такой рывок есть включение двигателя, а уж если корабль уходит от вас на маршевых, когда вы снаружи, вам За ним не угнаться — даже с ракетным пистолетом.
— А как же иначе? — говорит он. — Кормовые батареи не справляются, а на носу вполне достаточно одной батареи. Идите за борт и переставьте.
— Нет, — говорю я. — За борт я не пойду. К тому же я не уверен, что кормовые батареи не справляются Почему же они справлялись, когда атака еще не стихла?
— Нет, — говорит он. — В разгар атаки нас стукнуло десять раз.
— Уж и десять, — говорю я. — Да и атака давно ослабла. Рой сейчас значительно поредел, вы сами это признали.
— Мне надоело с вами пререкаться, — говорит мне капитан Никитин. — Я сам пойду за борт.
Произнеся эти слова, он встает и направляется к шлюзу и успевает туда проскочить, пока я прихожу в себя.
— Капитан, — говорю я. Он уже в шлюзе, натягивает скафандр за герметической переборкой, но я — то хорошо знаю, что он меня слышит — в шлюзе есть специальный громкоговоритель.
— Капитан, — говорю я. — Не надо глупостей. Не рискуйте жизнью из-за пустяков.
— Ничем я не рискую, — говорит он, и я сразу вспоминаю его лицо в тот момент, когда он БЫЛ В ЭТОМ УВЕРЕН. — Во всяком случае, мне так кажется, и я это проверю.
И после этих слов покидает шлюз. Некоторое время я слежу по телевизору, как он карабкается по корпусу к носовым лазерным батареям, потом спохватываюсь, отстегиваюсь, встаю с кресла, иду к распределительному щиту и выключаю шкибер. Все-таки Никитин молодец — заставил меня его выключить. А что мне оставалось делать? Пусть уж лучше ударит нас лишний раз.
Капитан Никитин тем временем уже снял правую носовую батарею и тащит ее на плечах к норме. Не успел я похвалить его мысленно за быстроту и сноровку, гляжу — на правом локаторе, против точки, где только что была батарея, горит сигнал. Значит, еще один метеорит появился откуда-то и мчится теперь прямо на моего капитана, пользуясь тем, что тот только что снял охранявшую его противометеоритную лазерную батарею. В сектор обстрела других батарей метеорит не попадает, разворот сделать я не могу, потому что скинет тогда Никитина в тартарары, увернуться не могу по той же причине; сижу, словно выключенный манипулятор, не имея возможности пальцем пошевелить, и наблюдаю, как у меня на глазах расстреливают моего собственного капитана. Это, конечно, гипербола, попасть в Никитина метеорит не может, слишком такое маловероятно, но все равно впечатление достаточно жуткое.
Разумеется, капитан Никитин никакой угрозы не видел, индивидуального радара у него нет, и ползет себе по направлению к корме, чтобы установить там лишнюю лазерную батарею, последняя надобность в которой давно миновала, потому что атака кончилась и единственный метеорит, оставшийся от роя, приближается сейчас спереди, угрожая ударить по ничем не защищенной обшивке. А из показаний приборов следует, что как раз с этим метеоритом нам соприкасаться вовсе необязательно, потому что он метеорит крупный и плохо нам придется после лобового с ним столкновения.
Ладно, думаю, все равно обшивку латать.