В руках у этих существ были какие-то сложные приборы, от них тянулись тонкие проводки к другим приборам, которые оплели каждый стебелек полузасохшего кустика травы. Юния удивилась: в травке этой не было ничего примечательного, кроме таинственного стремления выжить на этом потрескавшемся и голом плато.
— Траву надо полить, иначе она засохнет, — сказала Юния.
— Засохнет, засохнет, засохнет, — как эхо твердили вокруг.
— Дайте же воды, принесите…
Ей подали небольшой сосуд. Но Юния поняла, что одной воды мало, и встала на колени, протянув руки к траве. Она сосредоточилась, как будто вся ушла в себя, и только руками рассказывала бедному растению о том, как все-таки прекрасна жизнь, как теплы солнечные лучи, как благодатен и полезен дождь и как радостна живительная влага.
Но травка молчала. Ей недоставало сил даже на то, чтобы послать хоть какой-нибудь ответный сигнал.
Тогда Юния стала рассказывать ей, как росла другая травка, как однажды зарыли и залили бетоном маленькое семечко. Долго, очень долго оно спало глубоким сном, пока земные соки не разбудили его. Оно проснулось и почувствовало, что на него, именно на него, такое маленькое и слабое, природа возложила свои надежды. И оно, напоенное влагой жизни, зашевелилось, двинулось навстречу солнцу и, овладев его светоносной силой, взломало бетон…
Кустик травы еще долго не откликался на призывы Юнии, и она поднялась с колен, когда все-таки уловила ответный, еще слабый, но уже прорывающийся к свету сигнал жизни.
Научный институт, куда привели Юнию биороботы, пораженные ее умением возрождать жизнь, занимал огромное здание. Чего только здесь не измеряли и не взвешивали, чего только не считали и не пересчитывали! Точно, например, выверяли, сколько калорий должен получать человек каждый день и даже час, сколько времени спать и сколько предаваться эмоциям, гневаться, волноваться, любить и ненавидеть, сколько быть добрым, сколько злым… Любое нарушение нормы считалось недопустимым.
Больше всего Юнию поразило, что на добро и зло местными учеными отводилось равное количество времени и энергозатрат. Она даже попросила дать по этому поводу хоть какие-нибудь разъяснения. На нее посмотрели как на невежду, но потом все же объяснили: принято это исключительно в целях равновесия, ради «золотой середины».
Разговор Юнии с сотрудниками института складывался трудно, словно изъяснялись они на разных языках. Здесь уже не помнили, что такое ветер, дождь, радуга, здесь давно забыли о музыке, живописи, поэзии, отвергнув их давным-давно из-за неоправданных затрат энергии и времени.
Отчаяние охватило Юнию при мысли, что эти, пусть и ученые, существа, не имеющие даже самого отдаленного представления о подлинной жизни и ее ценностях, брали на себя смелость оценить ее феномен, суть и сила которого состояла в единении с природой и космосом.
Когда же Юния заговорила о возможностях человека вершить добро и любить, один из ученых холодно заметил:
— Конечно, для научной гипотезы этого мало. Но я бы решился на эксперимент при условии, что он будет вполне корректным.
И на следующий день ее ввели в больничную палату, где на операционном столе лежала молодая женщина.
— Оживите ее, тогда мы вам поверим, — потребовали от Юнии.
Она некоторое время стояла над женщиной, собираясь с силами, и вдруг почувствовала, что задыхается. Она не переменила позы, зная, что сейчас ей передается состояние смертельно больной.
Тогда руки Юнии простерлись вперед и в таинственном трепетании зависли над больной. Словно в лихорадочном сне, ждала она ответного сигнала. Важнее всего сейчас было почувствовать в пальцах хотя бы точечное покалывание Когда оно пришло, Юния стала ждать тепла. И наконец ощутила его. Словно давно погасший, подернутый золой костер уверенно разгорался под ее руками.
Руки Юнии заметались энергичнее. Она знала свой дар. Природа наделила ее удивительной способностью, которую Юния называла скромно — эффект согревания крови. Дыхание больной становилось ритмичнее, щеки ее порозовели.
Юния отошла в сторону и прикрыла глаза рукой, чтобы никто не видел ее слез. Да, она плакала, плакала от счастья. И эти слезы, это сладостное ощущение восторга были ее единственной наградой, ради которой она каждое лето уезжала в горы, откуда неведомый воздушный корабль, похожий на облако, увозил ее в неведомую страну, где нуждались в ее помощи. Что это за корабль, что за страна, есть ли она на самом деле или все это лишь плод ее воображения, Юния никогда не знала.
Послышались голоса:
— Невероятно, но больная жива!
— Больную лишь условно можно считать живой.
— Достаточно, что она жива…
— Но еще неизвестно, будет ли она жить дальше…
— Один опыт еще ни о чем не говорит…
— Нет, пусть Юния создаст машину для согревания крови, тогда мы ей поверим…
А Юния молча вышла на открытую террасу, чтобы отдышаться.
День был удивительно тихим и безветренным. И вдруг Юния снова увидела облако, серебристо-белое, правильной круглой формы. Затем разглядела диски, зависшие один под другим и соединяющие их тонкие ослепительно блестящие нити. Облако казалось живым. Оно тихо подплыло и окутало Юнию…
На этот раз полет был совсем недолгим. Юния и не заметила, как оказалась на тропинке, вьющейся по горному склону. Тропинка вывела на большую и ровную площадку, на которой громоздились развалины, судя по всему, какого-то древнего города. Но здесь, похоже, и теперь кто-то жил. Но Юнии никого встретить не удалось, хотя всем своим существом она ощущала в развалинах энергию какой-то неведомой жизни.
С площадки она увидела вдали большой город и направилась к нему, уже заранее зная, что там люди и что они нуждаются в ее помощи.
На окраине города Юнии встретился человек лет тридцати, не больше, но в его по-осеннему печальных глазах скопилась такая усталость, словно он уже прожил длинную-длинную жизнь.
— Простите, — сказал он, — что вы делаете здесь в столь ранний час?
— Я хотела осмотреть этот город.
— Вы туристка? — оживился человек. — Вы приехали ночью?
— Почти угадали.
— Я мог бы быть для вас совсем неплохим гидом.
Юния улыбнулась, соглашаясь.
— Меня зовут Юаш. Сколько времени вы здесь пробудете?
— Не знаю. Я временем не связана. Скажите, мы можем начать осмотр прямо сейчас?
— Браво!
— Меня зовут Юния. Называйте меня по имени, Юаш. Будем друзьями…
— Спасибо… Я постараюсь оправдать ваше доверие… Ну что ж. Начнем… Здесь совсем недалеко главный вход. Я хочу, чтобы вы вошли в город через прекрасные старинные ворота. Вы ведь здесь никогда не были?
— Не была, — уверенно ответила Юния.
— Я забыл спросить, где вы остановились? — прервал ее размышления Юаш.
— Пока, к сожалению, нигде.
— Значит, нам нужно сначала зайти в отель. Это в Двух шагах отсюда. Подождите меня здесь, я все устрою.
Юния присела на каменную скамью и вдруг ощутила тревогу Сигналы опасности шли к ней с другого конца площади, где в тени высокой, выщербленной временем и ветрами стены стояла одинокая машина. Юния стремительно поднялась и побежала через площадь.
— Уезжайте отсюда! Немедленно! — отчаянно крикнула она шоферу.
Что ж, она могла отдать такой приказ и молча, стоило только протянуть руки и сосредоточиться. Но шофер уже вздрогнул и побледнел от ее крика. Машина рванулась с места, пересекла площадь и остановилась. И тут послышался треск, стена дрогнула и со страшным грохотом рухнула, подняв облако пыли и щебня там, где всего несколько мгновений назад стояла машина
Смертельно бледный шофер, дрожа от запоздалого испуга, смотрел то на Юнию, то на кучу обломков в облаке оседавшей пыли.
Недаром далось Юнии это предощущение беды. Уже через несколько минут она почувствовала невообразимую усталость и, когда на площади появился запыхавшийся от быстрой ходьбы Юаш, сказала ему, что прогулку по городу придется пока отменить.