Подняв шар обеими руками, Тан Тун передал его Ла Туну. Тот взял «чинлон» на плечо, словно спортивное ядро, крикнул:
— Ого! Девять висов.
Ла Тун ненамного ошибся: шар весил около пуда, а украшений, из которых он был составлен, в спокойной обстановке мы насчитали больше двухсот. И все из чистого золота: взяв горсть песку, Ла Тун потер легонько бок шара, и мы увидели, как засветился красноватым металлом кованый обруч, инкрустированный тремя рядами могонских сапфиров. А на верхушке шара сиял темновато-прозрачный огромный бриллиант, называвшийся в свое время «Звезда Сириама».
Так вот какой сюрприз готовил нам (или себе одному) профессор Боост. Вот из-за чего мы чуть не рухнули со своим «джипом» под откос. Это было маленькое круглое чудо, сделанное с изяществом и с любовью — с любовью, тем более нам непонятною, что видеть эту красоту на верхушке пагоды могли одни только птицы: снизу, от подножия ступы, шар казался бы лишь крохотной золотой искоркой. Теперь эта искорка будет мерцать там, где ей полагается, или займет свое место в музее. Жадные до чужого руки не стали бы беречь это сокровище в целости: дивное сплетение безумных фигур было бы разбито на части, сплющено, расплавлено, распродано, исчезло бы. Теперь не исчезнет.
— Зо Мьин! — крикнул, подняв голову, Тан Тун. — Маун Зо Мьин! Иди сюда, посмотри!
Зо Мьин медленно встал и снова опустился на борт своей лодки. Ноги отказывались ему служить…
Годы прошли после этого, и молодость наша с Инкой прошла. Мир, конечно, тесен, но не настолько, чтоб мы встретили снова наших друзей, чтоб мы вновь оказались в далекой Бирме. Ла Тун, Тан Тун, Тимофей, Оля! Узнаете ли вы себя в этом рассказе? Примите его как привет, полный благодарности и любви.
Александр КЛИМОВ
ПОВЕЛИТЕЛЬ
Равнина была уныла и камениста.
Жуков вышел из шлюзовой камеры и внимательно огляделся. «Почти как на Земле», — с грустью подумал он и пошел к видневшемуся вдали зданию станции. На секунду он обернулся и помахал рукой «Альбатросу», серебристой иглой застывшему посреди равнины. Несколько лет звездолет был его домом или, вернее, частицей того — настоящего дома, по которому инспектор Жуков отчаянно скучал в последние месяцы своего дежурства. Ночами ему снилась степь, волнующаяся разнотравьем, играющая тонкими, чуть горьковатыми запахами…
Где-то в песках скрипнуло невидимое животное. Инспектор даже не остановился. Работа в службе спасения научила его чувствовать опасность. С годами в нем будто поселился крошечный наблюдатель, вовремя предупреждавший о надвигающейся беде. Иногда эта раздвоенность угнетала, и тогда Жуков становился угрюм и раздражителен. Так бывает — устаешь быть сильным, хочется почувствовать себя обычным человеком, а не тем, кто все может.
Станция выросла, превратившись в огромный стальной куб с пучком антенн на верхней грани. Багровое солнце поползло на закат Поднялся ветер. Песчинки летели к станции, но до нее не долетали, наткнувшись на невидимую преграду.
«Неплохо, — подумал Жуков. — Значит, система энергоснабжения еще функционирует».
Он подошел поближе и выставил руку вперед. Ладонь уперлась в «силовой колпак».
Инспектор расстегнул жилет и вытянул из кармана небольшой цилиндр с антеннкой. Жилет автоматически застегнулся, прикрыв грудь тонкой полимерной броней. Сотни вшитых датчиков прильнули к телу. Жуков повертел шкалу настройки и нажал кнопку резонатора. Силовой колпак растаял.
Мертвая станция — самое удручающее зрелище во Вселенной…
Над входом яркой светящейся краской был оттиснут зелено-малиновый, с мечами и драконами флаг.
Жуков напряг память, но извлек из нее до обидного мало: крошечное тропическое государство, вечно кипевшее и бурлившее, исчезнувшее с карты Земли лет сто назад, еще до объединения народов… Не поймай инспектор случайно слабенький сигнал аварийного маяка, о неучтенной станции не подозревали бы еще много веков.
Кусты и корявые деревца почернели, превратились в высушенные невесомые скелеты. За станцией — переплетение труб, кабелей, опор — все грубо, массивно и ненадежно. Тишина и запустение…
Жуков тяжело вздохнул. Инспекция изматывала и морально и физически. Но морально все-таки больше. Это тяжело — бродить среди руин и выяснять, почему случилось то, чего по всем расчетам не должно было случиться.
Погруженный в невеселые мысли, инспектор обогнул трансформаторную подстанцию и остановился. Перед ним из земли торчал кривой, сваренный из обрезков труб крест. На табличке лучевым пистолетом были выжжены инициалы:
«А. К.»
По традиции Жуков минуту постоял в молчании и, не оборачиваясь, пошел прочь.
Откуда-то сверху разнесся тонкий пульсирующий свист. Инспектор замер. Свист забрался куда-то в ультразвуковой диапазон, и Жуков с удивлением обнаружил, что в нем прослеживается странная и сложная мелодия.
Дверь шлюзовой камеры оказалась приоткрытой. Если бы не силовой колпак, тамбур давно бы забило леском и пылью.
Жуков прильнул к щели и осторожно запустил руку в темноту. Следовало отключить электронную защиту. Щелчок. — потухли ненасытные глазки разрядников. Инспектор потянул ручку-баранку и сразу же переключился на инфракрасное зрение. Темнота жила своей скрытой жизнью: холодный мрак пола, мерцающее и зыбкое тело потолка, испещренные звездами стены… И было что-то тревожное в этой светящейся черноте. Что-то, чего ни сам Жуков, ни его «наблюдатель» понять не могли.
Вторая дверь оказалась запертой снаружи. Жуков несколько минут возился с хитрым кодовым устройством, радуясь в душе, что не встретит внутри станции следов давней трагедии. В радости этой было что-то детское, трусливое, словно ребенком зажигаешь свет в пустом доме и открываешь створки платяных шкафов, боясь и в то же время с нетерпением ожидая, что вот-вот обнаружишь в пахнущей нафталином темноте лопоухого волосатого домового.
Дверь поддалась. Жуков пошарил по стене и включил освещение. Вспыхнули холодные голубые светильники, и разом оборвался тонкий нервный свист.
Инспектор огляделся и в который раз подивился простоте и неустроенности быта первых покорителей космоса: три узкие кровати, кресла, стол, заваленный пожелтевшими бумагами.
На стене — три цветные объемные фотографии. С первой сверкал белозубой улыбкой негр-гигант. Выпуклые лиловые глаза искрились весельем. На таких очень удобно снимать накопившееся раздражение.
Половину второй фотографии занимали солнцезащитные очки. Над очками удивленными птичками взлетели брови, словно удиравшие от тонкого орлиного носа и недоброй ухмылки почти безгубого рта. Две большие звезды на воротничке рубашки указывали, что это — командир станции.
Третья карточка пламенела на стене, как осенний кленовый лист. Таких ярко-рыжих волос Жукову видеть не доводилось. Все тона — от желтого до пурпурного — слились в огненную гамму, в которой само лицо, серое и сморщенное, совершенно терялось. Фотография была подписана инициалами «А. К.». Жуков вспомнил крест из обрезков труб и отвернулся.
Взгляд погибшего — вечный укор живым.
Инспектор обогнул видеотеку и прошел в рубку управления. Приборы продолжали жить. На пульте светились неоновые мазки, докладывавшие пустоте внутри станции, что происходит в пустоте за ее пределами.