— У меня вызывает подозрение человек, которого несколько лет назад связывали какие-то отношения как с профессором, так и с Сивецким.
— Вы имеете в виду, пан поручик, доцента Грудзинского? — спросил заместитель мэра. — Я должен сказать, что доцент хорошо известен в научных кругах и административных органах. Мнение о нем единодушно: это честный и порядочный человек, который во имя интересов дела готов поступиться своими как в работе, так и вне ее. У нас была возможность убедиться в его самоотверженности и добросовестности во время аварии на заводе электротехнического оборудования. Грудзинский числится на заводе консультантом по научным исследованиям. Во время аварии он спасал людей, рискуя собственной жизнью.
— Мне непонятно, почему он так настойчиво твердит о том, что крысы безвредны. Ему следовало бы быть менее категоричным. Тем не менее он стоит на своем, как будто сам их делает. Кроме того, прошу не забывать, что в этом деле замешана женщина. Ищите женщину! Этому меня учили в школе криминалистики. И уже не раз оказывалось, что если в каком-нибудь запутанном деле не обошлось без женщины, именно она оказывалась причиной всех волнений. А ведь в нашем случае мы имеем дело с женщиной необычной. Интеллигентной, образованной, красивой. Это действительно редкое сочетание.
— Вы так думаете? — спросил полковник. И повернулся к заместителю мэра. — Предоставим ведение дела поручику Бер-де. Сидя за столом, мы все равно ничего не решим. Он лучше нас знает, что и как искать.
— Благодарю вас, поручик, — заместитель мэра улыбнулся и крепко пожал Берде руку. — Нам всем хочется, чтобы дело продвигалось быстрее, — добавил он.
— Посмотрим, — ответил Берда. — Посмотрим, что у нас получится. Сейчас я иду к Грудзинскому. Хочу увидеть его в домашней обстановке.
Доцент жил в районе, состоявшем из особняков. Это была та часть Кемпы, население которой не обязательно составляли зажиточные люди, а скорее те, кто когда-либо получил в наследство одноэтажный домик с просторным холлом и камином.
Берда не раз бывал в таких особняках. Однако на этот раз выяснилось, что доцент просто снимает две комнаты в большом, не без некоторой изысканности обставленном доме. В холле размещалась чья-то семейная портретная галерея. Расшитые золотом старинные кафтаны соседствовали с блестящими мундирами.
Доцент нисколько не удивился — по всей видимости, он ждал визита работников милиции.
— Однако вы действуете очень оперативно, — сказал он, стараясь справиться с волнением.
— Как вас понимать? — удивился Берда. — Вы хотите сказать, что вы меня вызывали?
— Да. Вызывал Несколько минут назад. Не понимаю…
— Это неважно, — остановил его поручик. — Что все-таки случилось? — спросил он.
Доцент Грудзинский прерывающимся голосом рассказал про свое необычное приключение. Он возвращался домой из института, когда уже стемнело.
— У меня нет машины. Я приехал сюда на автобусе. Последние триста метров я всегда иду пешком. Тот, кто за мной следил и хотел напасть на меня, вероятно, хорошо знал мою привычку.
Берда вспомнил, что улица, где жил Грудзинский, сужалась, протискиваясь между стенами двух особняков, стоящих на окраине. К тому же она очень слабо освещалась. Фонарные столбы находились на некотором удалении друг от друга, а из занавешенных окон едва пробивалось наружу слабое свечение.
— Я задумался и вдруг почувствовал, что кто-то осторожно крадется за мной, — продолжал Грудзинский. — Я невольно обернулся. Тогда тот отпрянул в сторону и попытался набросить мне на голову длинный шарф. Вот этот. Это мой шарф. Я не знаю, каким образом он мог попасть в чужие руки. Может быть, я оставил его в институте или потерял по дороге? Затем меня сбили с ног. Возможно, нападавших было двое. Я очень громко закричал.
— Мне все ясно, — почти весело сказал поручик Берда. — Через минуту вы обнаружили около себя крысу.
— Да, конечно. Но как вы догадались? Это очень неудачные шутки.
— А вы не связываете их с профессором?
— Я сомневаюсь, чтобы он…
— Пан доцент, расскажите, пожалуйста, что вы делали в тот день, когда скончался Сивецкий, ваш с профессором общий знакомый. Чем вы занимались в тот день вечером?
— Откровенно говоря, я этого не помню, да мне и не нужно. В течение уже многих лет я не имел ничего общего с Сивецким. Меня никогда ничего с ним не связывало. Меня интересует только мой случай, и я вас позвал сюда именно для этого. Потому что подобные шутки с нападением на меня…
— Шутки? — спросил поручик. — Это трудно назвать шуткой. Ведь наша экспертиза не исключает того, что Сивецкого покусала именно такая безвредная, по вашему мнению, крыса. Вы полностью уверены в результатах своего анализа?
— Я проводил его дважды.
— И все-таки, пан доцент, постарайтесь припомнить, что вы делали вечером в тот день, когда умер Сивецкий?
— Я не считаю возможным рассказывать подробности своей личной жизни. В тот день я был не один. Этого достаточно? Наверняка вы сейчас зададите вопрос, кто может подтвердить мои слова. Я не знаю, была ли в тот день хозяйка дома или нет. Мне также не известно, успела ли она разглядеть моего гостя через замочную скважину или через приоткрытую дверь.
Последние слова Грудзинский произнес особенно громко Разговор проходил в большом холле. Собеседники сидели в глубоких кожаных креслах, и со всех сторон их окружали двери, ведущие в комнаты. Хозяйка могла находиться за одной из них.
Поручик начал прощаться.
— Пан доцент, постарайтесь все-таки найти более надежное алиби. Это действительно важно. Сейчас сдержанность вам только повредит. Мне очень жаль, но я не могу иначе. Я должен знать, что вы делали в тот вечер. С кем вы встречались.
— Более надежное? — переспросил доцент. Его раздражение, казалось, улеглось, — Вы думаете, что мне необходимо рассказать об этом?
— Да, и о том, кто напал на вас. Ведь вам это известно!
Поручику пришло в голову, что если бы Грудзинский имел в виду профессора, он более открыто давал бы понять это. Какую игру ведет доцент? Какое место занимает во всем история с нападением? На него набросили его же собственный шарф, якобы утерянный им когда-то. Кто поверит в эту сказку?
— Видите ли, того, кто напал на меня, спугнули. Когда я поднялся с земли и сорвал со своего лица шарф, то увидел, что к соседнему дому подходит какая-то парочка. Я сразу же узнал их в лицо Она живет здесь, а он почти каждый день провожает ее Кто знает, может, они и заметили что-нибудь.
— А вы… вы их не спрашивали?
— Мне не хотелось больше выходить из дома в сумерки. А крыса… Крысы уже не было. Она почти сразу исчезла куда-то.
— Прошу вас завтра в двенадцать быть в отделении. Я должен поговорить с вами. Мне необходимо установить ваше алиби.
— До свидания.
«Странная история», — подумал поручик Берда, садясь в машину. Он решил, несмотря на позднее время, навестить бывшую жену профессора.
— Это настоящая крепость, — громко произнес поручик Ежи Берда, звоня в дверь квартиры Дороты Скерской. Прежде всего, его интересовал рассказ Дороты о Грудзинском Он был уверен в том, что совесть доцента не совсем чиста. Наверняка этот человек либо утаивал от него правду о той опасности, которую представляли крысы и которая открылась ему при исследовании игрушек, либо воспользовался для каких-то своих целей (каких, черт возьми?) паникой, возникшей вокруг загадочных зверьков
Репутация Грудзинского была далеко не так безупречна, как утверждал заместитель мэра города Рядом с мощным течением всегда можно обнаружить другой, более слабый поток, о котором известно немногим — а ими в данном случае могли быть соседи, самые близкие друзья и недоброжелатели. Доцента подозревали в романе с женой профессора. Их не раз видели вместе в кафе на окраине города и даже в небольшой гостинице в Казимеже во время поездок профессора по стране.
С момента появления в институте Яна эта связь и свидания доцента с Доротой неожиданно прекратились.