— Конечно. Ведь Анугу поставляет вам медикаменты фирмы «Бауэр».
— Ну и что? — Глаза у Амабаги сузились. — Может, вы назовете мне врачей-вазунгу, которые бы охотно поселились в здешних местах?
— Насколько я знаю, недавно гачига напали на вертолет с врачами.
— Верно. Но ведь именно с таких вертолетов опыляли ручьи и реки. А потом стали дохнуть рыба, птицы. Как должны были поступить гачига?
— А как же ваше влияние, великий Амабага? Амабага остро глянул на меня, но сдержался.
— Если бы я мог покончить с лихорадкой, вы бы здесь не сидели, мистер Эрмин.
— Ладно, не будем спорить. Сколько сейчас больных? И вообще, какова обстановка? Имейте в виду, мне нужны точные данные.
Амабага коротко, но довольно квалифицированно доложил. От его бесстрастного голоса у меня мурашки бегали по спине. И то, что он говорил спокойно, на хорошем английском, странным образом усиливало впечатление. А правда была жуткой: скот погиб. Племя удалось расселить на двух больших островах среди болот. Переселиться на острова, уйти из опасного места предложил он, Амабага, но болезнь не прекратилась. Теперь болеют в основном дети и женщины. Старейшины кланов недовольны Амабагой, доверенные люди предупредили, что его собираются убить. К сожалению, враги и завистники есть и здесь. Он, Амабага, неплохо стреляет из автомата, воевал в Конго, но разве спасешься от ядовитой стрелы, пущенной тебе в спину?
Я перебил его.
— Скажите, Амабага, существует ли гарантия безопасности для моих людей?
Великий колдун посмотрел на меня с недоумением.
— Я и есть гарантия вашей безопасности. Гачига не посмеют напасть… Убить колдуна вазунгу — значит лишиться покровительства бога Бакама. Убедить их в этом — тоже моя забота. Потому и нужен обряд жертвоприношения. Ну а мне убивать вас вообще не имеет смысла. Удачное проведение операции по спасению гачига в какой-то мере реабилитирует меня перед властями. Я не собираюсь торчать среди этих болот вечно.
Амабага помолчал, налил себе виски, выпил.
— Нападение на вертолет — моя оплошность. Я решил, что прилетели полицейские… Пишите записку, мистер Эрмин, Анугу должен успеть вернуться к началу жертвоприношения. И пожалуйста, не предпринимайте без меня никаких шагов. И слугу предупредите. До тех пор, пока вам не поверят, за вами будут следить воины гачига.
— Ну и когда вы собираетесь разыграть спектакль с жертвоприношением?
Амабага посмотрел на часы, сдержанно сказал:
— Часа через два. Ваша хижина стоит сразу за моей. Прикажите слуге, чтобы он сам подготовил ее. Так надежнее. И отдохните. Путь предстоит неблизкий.
Путь действительно оказался неблизкий. Сначала шли на лодке — греб Анугу. Он успел отвезти мою записку в Нторо и вернуться. Амабага сидел неподвижный, величественный в ритуальном одеянии.
Потом мы довольно долго — так по крайней мере мне показалось — шли по едва приметной тропинке. Впереди великий колдун, за ним я, шествие замыкал Анугу. С того момента, как мы ступили на землю гачига, я не видел больше ни одного человека.
Спина Амабаги, обтянутая шкурой леопарда, раскачивалась передо мной. Ритуальные погремушки издавали на ходу сухой дребезжащий звук.
У меня появилось неприятное ощущение, словно я принимаю участие в каком-то дурацком розыгрыше. В сущности, так оно и есть. Самозваный белый колдун идет к Дереву духов, чтобы участвовать в жертвоприношении великому богу Бакама. Как вам это нравится? Утешает мысль, что участвую я в спектакле из гуманных соображений.
Тропинка вывела к подножию высокого холма. Когда, перемазанные клейкой глиной, мы поднялись по раскисшему склону, выяснилось, что это не холм, а остров, со всех сторон окруженный зарослями камыша и папируса. В центре острова вытоптанная до блеска поляна, посреди поляны — дерево. Его можно было принять за молодой баобаб, если бы не яркие цветы, словно нанизанные на нити. Гирлянды цветов, сверху донизу прошивающие редкую крону, рождали ощущение праздничности, словно новогодняя елка. Нижние ветви дерева касались земли, но чем выше, тем упрямее они, точно молитвенно заломленные руки, тянулись вверх.
На фоне серого неба казалось, что от дерева исходит золотистое сияние. По обе стороны от дерева развернутым каре стояли воины с длинными копьями и квадратными щитами. Металлические наконечники копий отсвечивали на солнце. Лица воинов были раскрашены красной и белой краской.