— Дождь — благословение божие! — хохотал мокрый Акампана, нахлестывая онагров. — Дай воде смыть хмель сегодняшнего пира, очистить голову от дурных испарений! Нам скоро понадобится твоя мудрость.
— Я на пирах не пью, полководец, — проблеял Авиндхья. От скачки по камням внутри у него все обрывалось.
— Что же ты там делаешь, Великий? — гикнув на онагров, спросил Акампана.
— Смотрю и размышляю, Акампана! — раздраженно фыркнул Авиндхья и, покачнувшись, ухватился за его руку. — Что это ты так развеселился?
Акампана остановил колесницу у бокового храмового входа и, спрыгнув, помог сойти жрецу.
— Потому что настало время, Великий!
— Какое время? — спросил старик.
— Время исполнения нашего долга перед Ланкой! — торжественно сказал Акампана и воинственно раздул ноздри.
— Да пребудут с тобой мудрые боги! С чего ты взял? — испугался жрец.
— Я так решил, Великий. Завтра ночью самое удобное время, — убеждая, зашептал полководец. — Войск в городе мало. Дворец охраняется вполсилы. Дождь. Наши воины согласны и преданны мне! «Пожирателей сырого мяса» мы уничтожим прямо на их стойбище, а «быкоголовых» сожжем небесным огнем в башнях. Ворота я сам открою!
— Но… — не ожидавший столь решительного поворота, Авиндхья растерялся. Лихорадочно подыскивая возражения, он ничего умного не мог придумать. — А если Канва не согласится?
— Ты должен его заставить, или… я… убью вас обоих! — грозно рыкнул Акампана. — Чтоб завтра ночью был готов со всей своей медной требухой! Я приду за ним сам! А ты составь оглашение воли Ануана. Богопротивен стал Равана и не угоден небу!
Авиндхья, собравшись с духом, взглянул в лицо распалившемуся полководцу и успокоился.
— Ты прав, Акампана. Наверно, пора. Потороплюсь сообщить эту весть Канве. Я приготовлю служителей, как ты желаешь, к большому служению богу. Ты прав!
— Я знаю, что прав, Великий Хранитель Чар!
«И отныне буду прав всегда!» — подумал, ликуя, Акампана, вскочил в колесницу, хлестнул онагров и, крикнув: «До завтра!» — умчался.
Старик Авиндхья остался стоять под моросящим дождем в тяжелом раздумье.
Тамил сидел один в своей темной комнате. Ветер задувал в окно брызги дождя, а мысли Тамила как разгорячившиеся кони, мчались бешено по кругу памяти.
Кумбхакарна без лишних слов отпустил его к Дангару за кувшинчиками с небесным огнем. Утром выглянуло солнце, и город, омытый первым летним ливнем, сверкал радужным многоцветьем нетускнеющих красок храмов и белизною дворцов.
Открыв, знакомую, дверцу в глинобитной стене, Тамил увидел Хума, ворошащего угли под горном. Хум обернулся, бросился к другу, но заметив за спиной «быкоголового», сдержался.
— Здравствуй, Хум! — Тамил обнял его. — Не обращай взимания на эту рогатую корову. Сейчас разомлеет на солнцепеке и ляжет.
«Быкоголовый» понял, что здесь они пробудут долго, снял пояс с мечом и растянулся. Из хижины вышел Дангар и махнул рукой, приглашая войти внутрь.
— Ты не голоден? — спросил кузнец, разглядывая пастуха черными, как угли, глазами.
— Все обошлось, Дангар! Кормят меня отменно. Поднять Пушпаку голодному не по силам.
Дангар рассмеялся.
— А сможешь? — спросил он, посерьезнев. — Первый раз Бхригу чуть не разбился, а колесницу долго чинили.
— Я о другом пришел говорить с тобой, Дангар. Вам нельзя больше здесь оставаться. Во дворце настроения меняются быстро, а каменных ям сейчас много пустует.
— Бежать? Что ты?! Куда и на чем убежишь отсюда?
— А хотел бы ты встретиться с Вайшраваной?
— Где? Как? — удивился простодушно Дангар.
— В Вольном городе, где чтут кузнецов и умельцев.
Дангар недоверчиво посмотрел на пастуха.
— Разве это возможно?
— Будьте готовы сегодня ночью. Возьмите мечи, серебро и еды сколько сможете. Хум пусть пойдет разведает, где стоит корабль купцов из Вольного города. Он пришел четверть луны назад.
— Надо подумать, Тамил, — насупился Дангар. — А зачем отпустили тебя к нам с «быкоголовым»?
— У Пушпаки не хватает четырех кувшинов с небесным огнем. Ты не смог бы их сделать?
— Их не надо делать, — усмехнулся кузнец. — Они здесь, Я их снял с Пушпаки еще двенадцать лет назад. Да и кому здесь летать?
— Я полечу, — сказал твердо пастух. — Так ты согласен уехать?
— Сейчас принесу горшочки.
— А ты что молчишь, Хум?
— Отец согласится. Он долго думает, но бьет точно.
— На вот, — подал, входя, Дангар четыре глиняных горшочка. — Я уже залил их кислотой. Ну, счастливо! Будем ждать тебя сегодня ночью.