Если все так, то зачем Бонапарту было пускать ложный слух о «пленении» креста? Во-первых, причиной тому — авантюрный характер французского императора. Ради достижения своих целей он был готов на любой подлог. Надо помнить, что до последней минуты своего пребывания в Москве Наполеон добивался мирных переговоров с Петербургом. И лишь получив окончательный отказ, повелел оставить город и уничтожить Кремль. В намерении похитить крест мне видится желание Наполеона унизить русского императора, ибо он знал, что россияне чтут крест как национальную святыню. Но почему Наполеон был так уверен, что пущенная им легенда обретет «права гражданства»? Дело в том, что колокольня Ивана Великого должна была разделить печальную участь смежных с ней зданий: звонницы и Филаретовской пристройки, которые рухнули от взрыва заложенного в основание пороха. Ивановская же колокольня получила незначительные повреждения: пострадал ее купол и сам крест, отброшенный взрывной волной к северным дверям Успенского собора. Пролежал он там до 5 марта 1813 года, когда под талым снегом его обнаружил синодальный ризничий Зосима. В момент взрыва в колокольне Наполеон был уже за пределами Москвы. Последствий своего приказа он видеть не мог. Конечно, ему донесли, что приказ выполнен, посему Наполеон и телеграфировал в Париж, что крест снят с колокольни и помещен в его обоз наряду с прочими трофеями. Как бы то ни было, а среди них имелся золотой крест! Только не с Ивана Великого, а с соседней Филаретовской пристройки. Дело в том, что на нем стоял не золотой, а железный крест, покрытый медными, вызолоченными сусальным золотом листами. А вот на Филаретовской пристройке действительно был небольшой золотой крест (30,5 см), врезанный во внушительных размеров деревянный, «одетый» в серебряную ризу и украшенный «каменьями». Один из очевидцев-французов, видевший, как этот крест упал и едва не пришиб солдат, пытавшихся снять его, сообщает в своих мемуарах, что этот деревянный крест был тем самым «большим крестом с Ивана Великого». Вот лишнее подтверждение, что с колокольней Ивана Великого ассоциировались все строения этого кремлевского комплекса зданий.
Теперь желающие «реабилитировать» Наполеона могут возразить: молва о кресте родилась случайно, так сказать, из небольшого по размерам креста «выросла» до семиметрового Великоивановского. Вероятно, такое толкование легенды было бы допустимо, не знай мы со слов самого Наполеона, что он намеревался поставить «золотой» крест с Годуновского столпа — еще одно название колокольни — на вновь возведенном близ Лувра соборе, как символ своей победы над Россией. Ну а что касается рождения легенды о потоплении креста в Семлев-ском озере, то она полностью на совести графа Сегюра. В связи с этим можно предположить, что граф ошибся отнюдь не случайно. Ведь одна из дочерей губернатора Москвы Ф. Ростопчина, Софья, была замужем за Евгением Сегюром — отпрыском старинного дворянского рода Сегюров, к которому принадлежал и автор легенды о трофеях граф Филипп-Поль де Сегюр. Сам Ростопчин с 1815 года жил за границей, в том числе и в Париже, где его жена и дети в конце концов приняли католичество. Именно оттуда он писал письма в Москву, пытаясь оправдать промедление с эвакуацией московских ценностей, а заодно откреститься от обвинений в поджоге Москвы. Поэтому для Ростопчина важно было спрятать концы в воду, нежели принять на свою совесть раритеты московских соборов. Заметим в скобках, что Сегюр не обошел вниманием личность Ростопчина, посвятив ему одно из своих сочинений.
Александр I знал правду о кресте. В марте того же 1813 года управляющий Московской епархией епископ Августин доложил в Петербург о найденном под снегом кресте, после чего последовал именной указ о поручении одному из лучших столичных архитекторов А. Руску реставрации Ивановской колокольни и установки на ней нового креста.
Надо заметить, что многие люди в России и за ее пределами считали, что Великоивановский крест был сделан во времена Годунова. На самом же деле крест выковал в конце XVIII — начале XIX века кузнечных дел мастер Петр Ионов (Ионин) — крепостной графини А. А. Орловой. Последнего обстоятельства Наполеон знать не мог, но именно Ионов опознал свое детище и позже выковал для колокольни новый крест.