— Мёртвые всегда неуклюжи, когда знают, что они мертвы. Ещё больше, чем живые, которые, когда тонут, тянут под воду и своего спасителя. Я не хочу оставаться там, куда попала. Это значит быть нигде. В полном одиночестве.
— Да вас там должно быть тьма–тьмущая.
— Я одна. Одна. Только у меня такое положение. Все остальные совсем исчезли. От них ничего не осталось. Я же сознаю, что не существую. Это страшно. Помоги мне, Поль, помоги!
Голос её звучал всё громче, переходя почти в вой:
— Поль! Поль! Помоги!
Он проснулся холодный как мертвец, с пересохшим горлом.
* * *В лаборатории Поль работал как одержимый. Именно как одержимый, делая вещи непонятные и на первый взгляд непоследовательные. Дармон и Жинесте порой встревоженно переглядывались. Но вопросы задавать не решались.
Время от времени Поль прекращал работать и, как казалось со стороны, надолго задумывался. На самом деле он ждал знака, который подскажет ему, что следует предпринять. Каждый раз он получал этот знак и с прежним усердием принимался за работу.
На следующий день его коллеги стали выказывать беспокойство.
— Ну как, дела идут? — осторожно поинтересовался Жинесте.
Поль странно улыбнулся.
— Идут, — только и ответил он.
— Ты не сочтёшь бестактным, если я спрошу, что это ты сейчас отмеряешь?
— Да нет, я ничего не отмеряю. Просто хочу обнаружить продукты метаболизма в мозгу Миноса.
Жинесте бросил взгляд на крысу, в одиночестве живущую в клетке после смерти Тесея.
— А… — протянул он озадаченно.
Поль не стал объяснять, что эти самые продукты образовались в результате распада вещества, которое он введёт Миносу через час, так как разрабатываемое им соединение походило на недавно открытые частицы, способные двигаться против временного потока. Если бы коллеги только узнали, какое вещество он взялся синтезировать, этого уже было бы достаточно, чтобы его скрутили и отправили в лечебницу Карлена. А если бы он ещё признался, что столь нелепым делом занимается под руководством призрака, голос которого слышит у себя в голове, это бы их окончательно удручило и они для его же блага вообще не дали бы ему ничего делать.
И однако он совершенно явно обнаружил эти самые следы распада, хотя крысе с утра ничего не давали, кроме воды.
Улучив минуту, когда Дармон и Жинесте занялись своими делами, Поль ввёл Миносу полученное им вещество. После этого каждый час брал пробы мочи у животного, но ничего в них не нашёл.
Тогда он снова взялся за изучение молекулярной структуры, выделение самого соединения и очистку побочных продуктов. Предстояло ещё найти производное, продукты разложения которого появляются с большим опозданием, через недели, месяцы… до его введения, разумеется.
Рядом с ним возник Дармон.
— Сюрприз нам готовишь? — спросил он, предупредительно улыбаясь.
— Надеюсь, — ответил Поль, не поднимая головы.
Дармон и Жинесте отошли пошептаться. Но Поль заметил это. Направился прямо к ним и без обиняков заявил:
— Я ещё в своём уме и не делаю втихую взрывчатку, чтобы снести с лица земли больницу. И не такой я больной, как вы думаете. Потерпите немного, и я сам вам скажу, получилось у меня или нет. Но умоляю, дайте мне спокойно работать.
Стоило ему повернуться к ним спиной, как Дармон с Жинесте обменялись взглядами, в которых сквозило сочувствие, смешанное с беспокойством.
На третий день Поль после сушки получил кристаллы, очень красиво отливавшие зелёным. Его коллеги пришли полюбоваться, и вид у них был преувеличенно заинтересованный, как если бы они смотрели на бумажный кораблик, который смастерил ребёнок. Деланно улыбаясь, они кивали головой в знак одобрения.
— Я говорил с Карленом, — тихо сказал Жинесте.
Поль холодно взглянул на него.
— Ну что, он тебя успокоил?
Жинесте смутился.
— И да и нет. Он думает, что, когда человека постигло горе, ему полезно уйти в работу. Но всё–таки хорошо бы нам знать, что ты там такое пытаешься получить.
Поль показал на кристаллы.
— Вы хотите знать, что это такое?
— Мариетте было бы интересно, — промолвил Дармон.
После долгого молчания Поль наконец сказал:
— Я назову это «мемо–3».
Дармон и Жинесте переглянулись, ограничившись лишь весьма пресными изъявлениями радости. Дармон без особого энтузиазма произнёс:
— Браво.
— Долгая лета «мемо–3», — сказал Жинесте с плохо скрываемым состраданием в голосе.
Когда они оставили его в покое, Поль задумался над вопросом, касавшимся скорее философии, чем фармакологии, пытаясь облечь его в слова. Теперь уж он проучит эту самую причинность, которая сыграла с ним злую шутку.