Голос её звучал всё громче, переходя почти в вой:
— Поль! Поль! Помоги!
Он проснулся холодный как мертвец, с пересохшим горлом.
В лаборатории Поль работал как одержимый. Именно как одержимый, делая вещи непонятные и на первый взгляд непоследовательные. Дармон и Жинесте порой встревоженно переглядывались. Но вопросы задавать не решались.
Время от времени Поль прекращал работать и, как казалось со стороны, надолго задумывался. На самом деле он ждал знака, который подскажет ему, что следует предпринять. Каждый раз он получал этот знак и с прежним усердием принимался за работу.
На следующий день его коллеги стали выказывать беспокойство.
— Ну как, дела идут? — осторожно поинтересовался Жинесте.
Поль странно улыбнулся.
— Идут, — только и ответил он.
— Ты не сочтёшь бестактным, если я спрошу, что это ты сейчас отмеряешь?
— Да нет, я ничего не отмеряю. Просто хочу обнаружить продукты метаболизма в мозгу Миноса.
Жинесте бросил взгляд на крысу, в одиночестве живущую в клетке после смерти Тесея.
— А… — протянул он озадаченно.
Поль не стал объяснять, что эти самые продукты образовались в результате распада вещества, которое он введёт Миносу через час, так как разрабатываемое им соединение походило на недавно открытые частицы, способные двигаться против временного потока. Если бы коллеги только узнали, какое вещество он взялся синтезировать, этого уже было бы достаточно, чтобы его скрутили и отправили в лечебницу Карлена. А если бы он ещё признался, что столь нелепым делом занимается под руководством призрака, голос которого слышит у себя в голове, это бы их окончательно удручило и они для его же блага вообще не дали бы ему ничего делать.
И однако он совершенно явно обнаружил эти самые следы распада, хотя крысе с утра ничего не давали, кроме воды.
Улучив минуту, когда Дармон и Жинесте занялись своими делами, Поль ввёл Миносу полученное им вещество. После этого каждый час брал пробы мочи у животного, но ничего в них не нашёл.
Тогда он снова взялся за изучение молекулярной структуры, выделение самого соединения и очистку побочных продуктов. Предстояло ещё найти производное, продукты разложения которого появляются с большим опозданием, через недели, месяцы… до его введения, разумеется.
Рядом с ним возник Дармон.
— Сюрприз нам готовишь? — спросил он, предупредительно улыбаясь.
— Надеюсь, — ответил Поль, не поднимая головы.
Дармон и Жинесте отошли пошептаться. Но Поль заметил это. Направился прямо к ним и без обиняков заявил:
— Я ещё в своём уме и не делаю втихую взрывчатку, чтобы снести с лица земли больницу. И не такой я больной, как вы думаете. Потерпите немного, и я сам вам скажу, получилось у меня или нет. Но умоляю, дайте мне спокойно работать.
Стоило ему повернуться к ним спиной, как Дармон с Жинесте обменялись взглядами, в которых сквозило сочувствие, смешанное с беспокойством.
На третий день Поль после сушки получил кристаллы, очень красиво отливавшие зелёным. Его коллеги пришли полюбоваться, и вид у них был преувеличенно заинтересованный, как если бы они смотрели на бумажный кораблик, который смастерил ребёнок. Деланно улыбаясь, они кивали головой в знак одобрения.
— Я говорил с Карленом, — тихо сказал Жинесте.
Поль холодно взглянул на него.
— Ну что, он тебя успокоил?
Жинесте смутился.
— И да и нет. Он думает, что, когда человека постигло горе, ему полезно уйти в работу. Но всё–таки хорошо бы нам знать, что ты там такое пытаешься получить.
Поль показал на кристаллы.
— Вы хотите знать, что это такое?
— Мариетте было бы интересно, — промолвил Дармон.
После долгого молчания Поль наконец сказал:
— Я назову это «мемо–3».
Дармон и Жинесте переглянулись, ограничившись лишь весьма пресными изъявлениями радости. Дармон без особого энтузиазма произнёс:
— Браво.
— Долгая лета «мемо–3», — сказал Жинесте с плохо скрываемым состраданием в голосе.
Когда они оставили его в покое, Поль задумался над вопросом, касавшимся скорее философии, чем фармакологии, пытаясь облечь его в слова. Теперь уж он проучит эту самую причинность, которая сыграла с ним злую шутку.
Поль решил ввести «мемо–3» Миносу через два часа. Начав тут же брать пробы, он обнаружил в них продукты распада. После этого принял другое решение — ничего не вводить. Имеет человек право передумать?
Для пущей надёжности Поль вышел из лаборатории, перешёл больничный двор, заглянул в небольшое кафе, сел за столик, заказал кофе и углубился в чтение журнала.
Оторвался он от журнала, только когда прошло тридцать минут после времени, намеченного им для ввода «мемо–3».
— Где это ты пропадал? — спросил Дармон.
— Да ходил кофе пить.
— Ты оставил шприц и лист, на котором написано: шестнадцать тридцать. Думаю, я правильно сделал, что ввёл Миносу то, что было в шприце.
Поль открыл рот, потом снова закрыл.
— Да, хорошо, — только и сказал он.
Ему теперь казалось, что причинность стоит и ухмыляется за его спиной. Он почти не сомневался, что любой опыт подобного рода привёл бы к такому же результату.
Поль остался в лаборатории после ухода коллег, отговорившись тем, что ему ещё надо кое–что доделать. Потом взял несколько зелёных кристаллов и положил под язык. И стал ждать, без конца повторяя: свитер, а не куртка, свитер, не куртка… И тут наступил глубокий провал.
Куртка присоединилась к другой одежде Изабеллы, которая висела в платяном шкафу. Поль хотел было пришпилить брошку к клетчатой куртке. Но передумал, сам не зная почему. Брошка должна остаться там, где была — на свитере. К куртке она, конечно же, не идёт. Вкус у Изабеллы был. Он прикалывает булавку к свитеру и с удовлетворением смотрит на то, что сделал. Потом готовит себе кофе, ставит на проигрыватель Квартет ре минор Шуберта. Но это такая мрачная музыка, что он выключает проигрыватель.
Поль влетел к себе со всех ног. Тут же бросился к гардеробу, рванул дверь. И остановился в замешательстве. Брошка блестела на свитере. Прихрамывая, он дошёл до стенного шкафа. Вынул белую скатерть и постелил на стол. Вытащил из кармана пакетик с кристаллическим порошком и положил на скатерть. Потом налил воды в тщательно вымытый стакан и поставил его рядом с пакетиком. Сам сел за стол, словно готовясь к ритуалу. Наконец, собравшись с мыслями, взял щепотку порошка, проглотил и запил водой.
Поль входит в магазин.
— Мне нужны холостые патроны.
— Какого калибра?
— Двадцать второго. Для «лонг райфл».
Продавец даёт Полю патроны. Поль выходит из магазина и возвращается к себе. Войдя в комнату, он останавливается в нерешительности, потом идёт к комоду, открывает нижний ящик, вынимает лежащую там женскую одежду, находит револьвер, высыпает патроны из барабана и заряжает холостыми. Затем осторожно кладёт оружие на место, сверху забрасывает одеждой, закрывает шкаф и идёт в гостиную.
В этот самый момент туда входит Изабелла. Они обнимаются. Поль не замечает слёз, выступивших на глазах у Изабеллы.
Из сумеречного состояния Поль вынырнул с ощущением полного счастья и безопасности. Он знал, что Изабелла спасена. Поль поднялся с кресла, хромота прошла. Холостые пули не ранят… издалека по крайней мере. Вдруг им овладело некоторое беспокойство, и он позвал:
— Изабелла!
— Да! — ответил голос Изабеллы.
Его жена появилась в проёме двери, ведущей в комнату. В руках она держала журнал. Поль подошёл к ней и провёл рукой по виску, где был шрам от ожога.
— Я никогда не сумею понять… — сказал он.
— Я тоже, — призналась Изабелла. — Нашло вдруг. Мы оба много работаем.