Снова опускается ночь. Приходит и последний из их группы. Его тоже отпустили, хотя, конечно, и не подумали извиниться за то, что избили прикладом.
Поль напряжённо думает; им чертовски повезло, что ими занималась армейская служба безопасности. Если бы они нарвались на гестапо или СС…
Дрожь пробрала Поля, когда он пришёл в себя. Вот что случается, когда дают волю подсознательному. Вовсе не любви он предавался в эти минуты, как, должно быть, предположил бы Фрейд. Ничего похожего. Скорее наоборот. Так что Фрейд вряд ли перевернётся в гробу. Поль всегда недоумённо пожимал плечами, когда слышал про Эрос или Танатос.
К несчастью, «мемо–2» одинаково эффективен, идёт ли речь о плохих или приятных воспоминаниях. Благодаря ему самый последний из кварков памяти постоянно находился в возбуждённом состоянии, вызывая в мозгу целую цепь реакций с использованием всей информации, которая была ранее в него заложена. Время переставало быть помехой, и искажений, вызванных частичным провалом памяти или притуплением чувств, не происходило. Не было и наложения новых воспоминаний, нарушающих чистоту первого впечатления. Не было жестокого вмешательства холодного разума, скептицизм которого, впрочем целительный, лишь затушёвывает очарование прожитых лет и вовсе не освещает того, что скрыто во тьме прошедшего.
В остальном, независимо от того, было ли то или иное событие, восстанавливаемое памятью, таким на самом деле, или память оживляла лишь наиболее яркие моменты прошлого, Поль вновь возвращался в то же положение, в каком оказывался в последний раз: вновь выплывали разногласия с Изабеллой относительно катастрофы, которая ожидает их в будущем.
Парадоксальным было поведение Поля: чтобы не корить себя за то, что он способствовал распространению столь ужасного препарата, Поль не нашёл ничего другого, чем самому принимать его. Это был совершенно детский поступок, которому словно оправданием служили возникающие воспоминания. В глубине души он, вероятно, сам того не ведая, хотел себя наказать, и этим объяснялись его мазохистские поступки.
Поль встал и зашагал взад–вперёд по комнате. Ему в голову пришла безумная мысль. Нельзя ли, смешав «мемо–2» и «мемо–4», воздействовать на будущее, подобно тому, как он это проделывал с прошлым?
Видно, однажды приняв подобное снадобье, человек терял способность рассуждать здраво…
Оставалось, правда, соблюсти некоторые меры предосторожности, и Поль решил не откладывать это на завтра, несмотря на поздний час.
Минос получил дозу с равным содержанием двух веществ. Поль внимательно наблюдал за ним, время от времени поглядывая на часы. Через шесть минут крыса рухнула на пол клетки. И тут же Полю пришлось зажать нос — таким невыносимым был запах её разлагающегося трупа.
Позвонил телефон. Поль снял трубку.
— Это ты? — послышался голос Изабеллы. — Что это ты делаешь в лаборатории в такое время?
— Я только что убил Миноса, — сказал Поль, всё ещё зажимая себе ноздри.
— Как это тебе удалось?
— Дело в том, что я его убил как бы задним числом. На прошлой неделе он явно был мёртвым, а то, что я предполагал принять сам, я скормил ему только что.
— Поль!
— Я сейчас выброшу труп, открою окна и потом иду домой. Не сердись, если я что не так сказал.
— Ну и балбес! Сейчас же возвращайся домой. Ты мне нужен.
Поль оглянулся на крысу. Труп стоял на четырёх лапах и не спускал с него своих маленьких глаз.
— Я чуть было не проглотил эту чёртову отраву, — сказал Поль. Он ещё дрожал. Изабелла прижалась к нему.
— Бывают минуты, — начала она, — когда…
— …ты мне противен, — закончил за неё Поль.
Изабелла засмеялась.
— Нет… когда мне приходит на ум, не свихнулся ли ты сам после того, как первый раз принял С–24. Через день–другой ты захочешь проглотить смесь стрихнина с мышьяком — поглядеть, что будет.
— Вот уж не знаю, что хуже, — сказал Поль. — Так или иначе, вопрос не в том, чтобы что–то изменить. Я просто хочу побыть в своей будущей шкуре, только и всего. И кроме того, хотелось бы увидеть, что станет с нашим обществом. Насколько я могу судить, всё пойдёт вкривь и вкось.
На какое–то время он замолк, потом неожиданно заявил:
— Я, пожалуй, снова туда отправлюсь.
Изабелла отступила на шаг.
— И я с тобой.
— Нет, нет! Я уже сказал тебе.
— Что ты завёл одно и то же! Я отправлюсь с тобой, и всё тут.
— Изабелла, ты должна остаться рядом со мной и, если что стрясётся, дать мне лекарство.
— А раньше ты заботился о том, чтобы я была рядом? Тоже мне, предлог придумал.
— Изабелла!
— Я так решила.
— Я просто тебе не дам.
— А у меня есть.
Он удручённо покачал головой.
Поль и Изабелла поднимаются по неухоженной лестнице. Подходят к двери. Изабелла звонит. Дверь тут же отворяется. Человеку, который стоит, уставившись на них с хмурым видом, они показывают, что в руках у них ничего нет.
— Мы одни и без оружия. И никому ничего не сказали, — заявляет Поль.
— Вы ошиблись этажом, — говорит мужчина.
— Нет, не ошиблись. Вы что, меня не помните?
— Как же, вы личность известная, — отвечает тот, напуская на себя равнодушный вид.
— Вы были одним из моих похитителей. Я вас узнал по телевизору. Добыл ваш адрес. Дайте нам войти. Мы хотим быть с вами.
— Скажите, пожалуйста, — ухмыляется мужчина.
— Пусть я буду у вас заложницей, — предлагает Изабелла, — понятно, что вы нам не доверяете.
Мужчина внимательно их разглядывает, потом отодвигается в сторону.
Поль с Изабеллой входят в квартиру, тщательно прибранную в отличие от лестницы. В дверном проёме стоит женщина и презрительно смотрит на них.
— Хотите откупиться? — говорит мужчина. — Это может обойтись вам недёшево.
— Знаю, — кивает Поль. — Но у меня нет другого выхода. Не забудьте, я боролся за то, чтобы «мемо» не появился в свободной продаже.
Мужчина горько улыбается.
— Вы и правда полагали, что вам по силам их одолеть? Надо быть очень наивным.
— Мы надеялись, — вступает Изабелла, — что власти побоятся развалить экономику.
Пожав плечами, женщина спрашивает:
— А вы не подумали, что государство завладеет монополией на производство и продажу «мемо»?
— Они ещё разглагольствуют о благе общества. Ничего себе, — говорит мужчина. — И это при том, что более вредного вещества до сих пор не было. Самый настоящий наркотик. Им лишь бы работать как можно меньше. Ровно столько, чтобы страна не докатилась до полной разрухи.
Он не спускает глаз с Поля и Изабеллы, неподвижно стоящих в передней.
— Входите уж! — вдруг бросает мужчина. — И усаживайтесь. Будем надеяться, за вами нет хвоста.
— Нет, пусть уж лучше следят, — возражает Поль. — Кто нас может заподозрить? И то, что мы тут, снимает подозрение и с вас.
Мужчина и женщина молча обмениваются взглядами. Поль и Изабелла входят в комнату. Садятся на диван у низкого столика. Мужчина выходит и возращается с бутылкой и стаканами.
— Значит, вы и есть Жером Барде? — спрашивает Поль.
Жером разливает по стаканам вино.
— По сравнению с «мемо» алкоголь — лекарство, — говорит он. — Как ты думаешь, Анник?
Его жена согласно кивает.
— Нет, — позволяет себе возразить Изабелла. — Алкоголь как был ядом, так и остался. А что до «мемо», было бы чудом, если бы его смогли применить с пользой.
Она пьёт. Сдерживая улыбку, Жером и Анник переглядываются.
— Ну как тебе мой яд? — любопытствует Анник.
В ответ Изабелла улыбается.
— Восхитительно.
— Значит, ты — профессор филологии в университете? — спрашивает Поль.
— У филологии нет будущего. Теперь лучше вообще поменьше доверять словам.
— А ты? — обращается к Анник Изабелла.
— Я занимаюсь вопросами ухода за младенцами. Удивляюсь, как это люди ещё заводят детей.