Еще пару минут гадалка что-то говорила, но я не слушал, а только смотрел через пластиковый занавес. Наконец, мои преследователи скрылись из виду.
— Сколько я вам должен? — Она сказала, я заплатил и тихо подошел к двери.
— Будь осторожен, дорогой, — сказала она.
Я остановился в мотеле и просидел весь вечер у телевизора, а на следующий день поехал в Честер на скачки.
Я пришел на ипподром впервые с тех пор, как провел тягостную неделю в Париже, и мне казалось, что происшедшая во мне перемена должна бросаться в глаза. Но, конечно, никто не заметил того мучительного чувства стыда, которое охватило меня, когда я увидел Джорджа Каспара у входа в весовую, и никто не изменил своего отношения ко мне.
Розмари Каспар, которая шла с другой женщиной и о чем-то болтала с ней, чуть не наткнулась на меня, прежде чем мы заметили друг друга.
— Уходите! — вскричала она яростно. — Что вы здесь делаете?
Мое лицо окаменело. Это невыносимо, подумал я. Я бы не мог ничего сделать для того, чтобы их лошадь победила, даже если бы остался. И все-таки… Я всегда буду думать, что, может быть, и смог бы, если бы попытался.
— Привет, Сид! — окликнул меня кто-то. — Какой чудесный день, не правда ли?
— Действительно чудесный.
Филип Фрайерли улыбнулся и посмотрел вслед Розмари.
— Она на всех бросается после катастрофы на прошлой неделе. Бедная Розмари. Принимает все так близко к сердцу… Вы что-нибудь узнали для меня?
— Не слишком много. Для этого и приехал сюда. — Я сделал паузу. — Известно ли вам имя и адрес человека, который организовал ваши синдикаты?
— Сразу не могу сказать, — ответил он. — Видите ли, я не вел дела непосредственно с ним. Синдикаты были уже в значительной мере сформированы, когда мне предложили присоединиться. Лошади были куплены, и большая часть акций продана.
— Они использовали вас, — сказал я. — Использовали ваше имя. Респектабельный фасад.
Он грустно кивнул.
— Боюсь, что вы правы.
— Знаете ли вы Питера Рэммнлнза?
— Кого? Никогда о нем не слышал.
— Он покупает и продает лошадей, — сказал я. — Лукас Уэйнрайт считает, что это он создал ваши синдикаты и манипулирует ими, но его не пускают в Жокейский клуб и на большинство скачек.
— Вот так история! — Его голос звучал печально. — Если Лукас занимается этими синдикатами… Что, по-вашему мне следует делать, Сид?
— Я думаю, вам следовало бы продать свои акции или полностью упразднить синдикаты и вычеркнуть свое имя из списка их членов как можно скорее.
— Хорошо, я это сделаю. И в следующий раз, Сид, если соблазнюсь, я попрошу вас проверить остальных участников синдиката.
К нам, приветливо улыбаясь, подошел мужчина.
— Филип! Сид! Рад вас видеть.
Мы ответили с искренним удовольствием, ибо сэр Томас Аллестон, нынешний главный распорядитель Жокейского клуба и вообще по сути дела вершитель судеб всего скакового бизнеса, был разумным, справедливым и непредубежденным администратором. Кое-кто считал, что он подчас бывает несколько суров, но эта работенка не для мягкотелых.
— Как дела, Сид? — спросил он. — Поймал каких-нибудь крупных мошенников в последнее время?
— В последнее время никого, — ответил я грустно.
Он улыбнулся Филипу Фрайерли.
— Наш Сид натянул нос Службе безопасности, вы еще не знаете? В понедельник ко мне приходил Эдди Кит, жаловался, что мы дали Сиду слишком большую свободу действии, и просил, чтобы не разрешали ему заниматься скачками.
— Эдди Кит? — переспросил я.
— Вы зря волнуетесь, Сид, — усмехнулся сэр Том$е, — я сказал ему, что скачки многим вам обязаны и что Жокейский клуб никоим образом не будет вам мешать. И можете считать, что это не только моя позиция, но и всех официальных лиц в Жокейском клубе.
Мы пошли в дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» и поднялись по лестнице в устланную ковром комнату, стеклянная стена которой выходила на скаковую дорожку. В комнате, уже находились люди, и слуга разносил напитки на подносе.
— Полагаю, что вы знакомы с большинством присутствующих, — сказал сэр Томас, радушно представляя нас. — Мадлен, дорогая… — обратился он к своей жене, — ты знакома с лордом Фрайерли и Сидом Холли? — Мы пожали ее руку. — Ах, да, Сид, — сказал он, дотронувшись до моей руки, чтобы повернуть меня лицом к еще одному гостю. — Вы не знакомы с Тревором Динсгейтом?
Мы смотрели в упор друг на друга, быть может, одинаково ошеломленные. Последний раз он видел меня лежащим на спине в амбаре, парализованным от страха. Он и сейчас прочтет его на моем лице, подумал я.