Сокольникову страшно захотелось что-нибудь для него сделать.
— Слушай, Саша, может, ты зря расстраиваешься? Неужели мы этого Гришу не найдем? Куда он денется!
Викторов невесело засмеялся, поперхнулся дымом и загасил сигарету.
— Хочешь расскажу, чем кончится наше дело? Будет вот что. Ревизия начнется года через полтора. Зелинский это дело постарается оттянуть, не сомневайся. Ему помогут и спешить не станут — белый свет не без добрых людей. А к тому времени недостача уменьшится настолько, что и говорить будет не о чем.
— Как это она уменьшится? — не поверил Сокольников.
— Как угодно. Обнаружится, например, что было списание материалов в связи с браком.
Он выставил перед Сокольниковым ладонь.
— Водители от показаний откажутся. Скажут, что возили они исключительно отходы. Хоть бы и за город. — Викторов загнул один палец. — Сам Гриша, разумеется, исчезнет. Если уже не исчез, — он загнул другой палец. — К тому времени Зелинский уволится и уедет работать в Армавир. Или на Камчатку… И если вдруг случится чудо и дело по факту недостачи все же возбудят, то только на Шафоротова, да и то ненадолго. Прекратят с передачей на товарищеский суд. Шафоротова переведут на другую работу и даже необязательно с понижением.
Викторов сжал пальцы в кулак и внимательно его осмотрел со всех сторон.
— Все.
— Но почему же так, Саша? — тихо спросил Сокольников. — Разве для них закона нет?
— Молодой ты, — казенным, противным голосом сказал Викторов, — жизни не знаешь. Вот я тебе сейчас объясню. — Он сморщился и тряхнул головой. — Не хотел вообще-то тебе говорить. Расстраивать не хотел. Рассчитывал: прорвемся. Но ты бы все равно потом узнал… Помнишь, в книжке у сторожа фамилии в графе получателей? Иди-ка сюда! Вот, смотри. Тридцатое ноября, машина такая-то, отходы. Получатель — Архипов. Это, кстати, наш народный судья. Дальше. Январь. Получатель — Фирзин. Этот из исполкома. Семнадцатое марта. Отходы. Получатель — Сливенков. Ну уж Сливенкова ты должен знать. Начальник нашей вневедомственной охраны. Неглупый, между прочим, мужик. Говорят, скоро станет заместителем начальника управления. И так далее… Хватит пока. Все понял?
Чувство, которое Сокольников сейчас испытывал, было сродни брезгливости. Но разочарования или уныния как не бывало. Даже наоборот. В мозгу начали рождаться пылающие картины дальнейшей суровой борьбы за правду.
— Понятно, — отчеканил он. — Значит, надо действовать. Будем бороться.
Викторов посмотрел на него с сожалением.
— С кем, собственно, ты собрался бороться? И по какому поводу? Тебе что же, точно известно, что они вывозили не отходы? Сейчас многие дачи строят. Это у нас не запрещается, — он язвительно ухмыльнулся, — и все из отходов. Поди проверь. У Сливенкова, к примеру, я на даче не бывал. Но дело не в том. Проверять тебе просто не дадут. Их всех Зелинский в одну связку нанизал. Как же им ему не помочь? Вот Гайдаленок сегодня перед нами спектакль разыгрывал — ведь ясно почему. Был звонок, не один, наверное. Вот и сказали Гайдаленку: не торопись, подойди объективно. Именно так и сказали — объективно. Мол, не нужно пороть горячки, многое еще не ясно. Намекнули. Гайдаленок — понятливый. Сразу все усек как надо. А любое хозяйственное дело — ты еще в этом убедишься — можно очень спокойно развалить. Нужно только желание. И с виду все будет нормально.
— Скажи, Саша, — осторожно спросил Сокольников, — а других фамилий в списке нет?
— Понимаю, о чем ты. Нет Чанышева в списке. Он в это дело бы не полез, надо отдать ему должное. Но это ничего не меняет. Обострять отношения Чанышев не будет, как ты сам только что убедился. Незачем ему сейчас осложнения.
— Ерунда какая-то получается, — сказал Сокольников, — черт знает что! Круговая порука. Мафия какая-то!
— Ну, ты скажешь, — хмыкнул Викторов, — мафия! Мафия нам ни к чему. Мы и без нее проживем. А Сливенков, Фирзин и другие — какие они мафиози? Наркотиками не торгуют, игорные дома не содержат. Просто позволяют себе чуток больше, чем, к примеру, твой батя. Он ведь у тебя на заводе работает? Во-от! Ну и если надо — отчего не помочь друг другу в трудную минуту? Ведь ни в чем таком не замешаны. Только запачкались чуток. А как без этого! Такая работа. Ответственная…
Тон у Викторова был бодрый и веселый, а глаза совсем грустные. Он начал собирать свои бумажки, не глядя бросая их по одной в распахнутый сейф.
— Саша! — воскликнул Сокольников, захваченный внезапной мыслью. — Откуда его Трошин знает?!
Викторов остановился и удивленно посмотрел на Сокольникова.
— Кого? Ты о чем это?
— Помнишь, Трошин тебе сказал, что я с Севой разговаривал, — торопясь, объяснял он ставшее для него очевидным, — с этим, из бухгалтерии завода?
— Ну!
— Он нас видел только из окна. Откуда же он знает, что Сева именно с завода?
Несколько секунд Викторов молча переваривал информацию.
— Да-а-а. Как-то я тогда не подумал… Ты прав. Что тут сказать?.. Дачи как будто у Трошина нет… Ярлыки с ходу вешать не хотелось бы. Мало ли где они могли познакомиться. Но дел на заводе у Трошина тоже быть не могло, это я точно знаю…
Внезапно откуда-то из-под стола раздалась резкая трель звонка. От неожиданности оба вздрогнули. Викторов торопливо полез под стол, вытащил из портфеля будильник.
— Сегодня из ремонта получил, — чуть смущенно объяснил он. — Оказывается, неплохо починили. Даже звонит.
Этот дурацкий звонок совершенно сбил Сокольникова с мысли. Осталось только ощущение, что утеряно нечто важное, о чем хотелось обязательно сказать.
За окном потемнело. Совсем не хотелось выходить из теплого кабинета. Но и задерживаться у Сокольникова желания не было.
— Черт его знает, — обиженно сказал он, собирая со стола вещи, — работаешь-работаешь… а для чего, собственно?
— Как для чего! — возмутился Викторов. — Да если бы нас совсем не было, знаешь что творилось бы!.. Нет, так вопрос ставить нельзя. Все-таки мы немало делаем. Зелинский — это издержки. Ничего, придет время и Зелинского. Вообще-то не все закончено, ты не думай…
Однако на следующей неделе Сокольникова отправили в Ленинград на трехмесячные учебные сборы. Разумеется, никакого умысла тут быть не могло. Набор на курсы подготовки проходил как раз в это время.
За три месяца в отделе произошли немалые изменения. Оказывается, Чанышев перешел преподавателем в милицейскую школу. Говорят, он долго хлопотал о своем переводе, хотел заниматься наукой, писать диссертацию. Викторова в отделе тоже не было. Его повысили, он работал теперь заместителем начальника отделения милиции.
Сокольников, конечно, в первые же дни стал интересоваться, как идут дела со «Стройдеталью», и узнал, что материалы по заводу заканчивал Трошин. Взялся он за них энергично, с присущей ему деловой хваткой и весьма скоро расставил все точки над «и». Удалось установить, что недостача на заводе была допущена по халатности прежнего главного бухгалтера, который незадолго до начала расследования ушел на пенсию. Привлечь его к уголовной ответственности у Трошина основания были, но он поступил гуманно, по-человечески. Прежний бухгалтер был ветераном войны и труда, поэтому материалы его проступка Трошин передал на рассмотрение товарищеского суда по месту жительства. Шафоротова с завода, разумеется, уволили. И, кажется, даже объявили выговор…
Когда выпадает дежурство по отделу, нужно весь день сидеть на месте. Можно спокойно заниматься своими делами — приводить в порядок бумаги, писать разные справки о проведенных мероприятиях по выполнению приказов и указаний.
К половине десятого Сокольников успел написать почти половину справки о борьбе со спекуляцией и торговлей с рук возле универмага «Замоскворецкий». Он перечислил все предприятия района, с которых привлекались для участия в операции народные дружинники, провел социальный анализ контингента задержанных, как того требовал руководящий документ, и уже готовился перейти к классификации предметов преступного промысла, как зазвонил телефон, который связывал его с дежурным по управлению.