— Вы прошлым летом получили наследство, так?
— Так, — тихонько сказала Надежда.
— Что за наследство? Какое?
Надежда нервно затеребила ремешок сумки.
— Вещи всякие… Сережек три пары, кулончик, цепочки там…
— Что еще?
— Две картины, статуэтка… Это моя тетка мне завещала, — словно опомнившись, возвысила она голос. — Моя родная тетка!
— Мне это известно, — прервал ее Трошин. — Так что там еще было?
— Посуда, серебро…
— И золото?
— Да… и золото тоже.
— Какое золото?
— Ну… монеты.
— Сколько?
— Семнадцать… да, семнадцать монет.
— Очень хорошо. — Трошин поднял руку, как бы призывая к особому вниманию. — Значит, семнадцать золотых монет. Где они сейчас?
Надежда опустила голову и долго молчала.
— Дома, — сказала она, не поднимая глаз.
— Все семнадцать? Вы меня слышите? Я повторяю вопрос: сколько монет у вас осталось?
— Теперь мне все понятно. — Надежда горько усмехнулась. — Вот, значит, что. А я думала, Николай опять… Продала я их. Девять штук продала. А что, нельзя? Не краденое.
— Ну, ладно, — тон у Трошина сделался удовлетворенным и мирным. — Сейчас мы все запишем, а потом посмотрим, что у нас получилось. Правду ли вы нам сказали?
— Зачем же вы их продали? — неожиданно спросил Сокольников и осекся под мгновенным яростным взглядом Трошина.
— А что мне было делать? — печально удивилась Надежда. — Есть что-то надо, детей кормить. Николай из тюрьмы вернулся и в первый же день все деньги из дома забрал. Как раз после получки…
Лицо ее скривилось, губы затряслись. Она торопливо раскрыла сумку и достала платок.
— Я на руки сто рублей получаю, да еще свекровь пенсию шестьдесят… У старшего школьной формы нет. А этот вернулся и в первый же день все деньги до копейки…
Сочувственно кивая, Трошин быстро заполнял бланк объяснения.
— А кому монеты-то продали? — как бы мимоходом поинтересовался он.
— Пять штук этому… со станции техобслуживания. А еще четыре Ольга купила.
— Кто эта Ольга?
— Из магазина, — Надежда сделала неопределенный жест рукой. — Николай их обоих знает. Чего ж вы у него не выспросили?
— Спросим еще, — скороговоркой произнес Трошин, — порядок просто у нас такой. Порядок… А этого, со станции техобслуживания, как зовут?
— Константин… или Эдуард. Да я же его совсем не знаю!
Сокольникова сейчас очень удивляло то, что Надежда совсем не выказывает озлобленности против Азаркина. Словно сделался он для нее некой данностью, неизбежной и неотвратимой бедой, с которой она смирилась настолько, что даже забыла о ее существовании.
— Ну и ладно, — ласково сказал Трошин. — Прочтите и распишитесь. Здесь и здесь. Теперь посидите, пожалуйста, в коридоре. Нет, постойте! Олег Алексеевич, проводите Азаркина на другой этаж.
Трошин не хотел, чтобы супруги Азаркины сейчас оказались вместе.
Происходящее невероятно тяготило Сокольникова. Азаркина же он сейчас почти ненавидел.
— Ты что, с ума сошел, — напустился на Сокольникова Трошин, едва тот вернулся. — Захотел все дело развалить? Может, ты ей еще консультации будешь давать, как себя на следствии вести?
— Она же совершенно не понимала, что этого делать нельзя, — раздраженно возразил Сокольников. — Откуда ей знать, что продажа золота с рук — это уже преступление?
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — процитировал Трошин. — Тебе это на курсах должны были объяснить. Слушай, ты вообще чем там занимался? Тебя тактике оперативных действий учили? Наше дело — разобраться и внести ясность. А решать будет суд. Ты же обязан сделать свое дело быстро и как можно лучше. Что, ловко я ее раскрутил?
И поскольку Сокольников больше не обнаруживал намерения возражать, Трошин закончил более спокойным, назидательным тоном:
— Этому, друг любезный, тоже надо учиться. Нужно уметь ориентироваться в обстановке.
Такие науки Сокольникову совсем не нравились, но говорить об этом он не стал и только спросил:
— Дальше чем будем заниматься?
— Все по порядку, — заверил Трошин. — Сейчас возбудим дело, следователь нам уже выделен, я позаботился, пока ты за Азаркиной ездил. Ты его, кстати, знаешь, — это Гайдаленок. Нужно искать монеты. Ты вот Азаркину жалеешь, и чисто по-человечески я тебя понимаю. Но подумай: кто у нее покупал золото? Тоже несчастные люди? Тоже будем жалеть? Вот когда мы их прижмем, ты на них полюбуешься. Понимаешь, о чем говорю?
В чем-то Трошин был прав. Но правота эта так тесно перемешивалась с тем, что Сокольникову было чуждо и неприятно, что отделить одно от другого, казалось, не было никакой возможности. Это и удручало Сокольникова.
Трошин аккуратно вшил объяснение Надежды в новенькую картонную обложку и поднялся.
— Я займусь всеми организационными вопросами, а Азаркину приглашу сюда. Нехорошо, что она без присмотра у нас. Мало ли что! Ты с ней посиди.
Сокольникову тяжело было сидеть наедине с Надеждой. Он все старался отделаться от неподходящих мыслей, твердил себе, что поступает так, как предписывает закон, и по-другому поступать просто не вправе, но сомнения не покидали, и, пожалуй, впервые Сокольникову захотелось снова оказаться в своем КБ перед кульманом.
Надежда сидела молча и только изредка поглядывала на часики и робко на Сокольникова. Он сразу чувствовал этот взгляд, подсознательно напрягался и начинал ожесточенно шелестеть бумагами.
Всего раз она сказала негромко:
— Мама Сашеньку уже из садика привела…
События между тем развивались так, как им было предписано инструкциями и нормативными документами. Вскоре пришел Гайдаленок, чтобы наново допросить Надежду Азаркину. Пока он этим занимался, Костин собрал оперативную группу, образованную по случаю предстоящего расследования. Кроме Трошина и Сокольникова, туда вошел Витя Коротков — медлительный, сонный с виду инспектор продовольственной группы, и отдельский ветеран Демченко, который дохаживал до пенсии последний год и был очень недоволен тем, что ему придется сегодня работать допоздна.
Надо сказать, что в деле Трошин смотрелся. Он сейчас казался даже значительнее Костина. Говорил убедительно, лаконично и не более того, что следовало сказать в данную минуту. Фамилии покупателей золота, например, до сих пор не называл, хотя ясно дал понять, что они уже установлены. Одного из этих покупателей, как выяснилось, Сокольников и должен был вместе с Витей Коротковым привезти в отдел.
На обыск к Азаркиной вместе с Трошиным выпало ехать старику Демченко. Собственно, стариком он был только по милицейским меркам — лет пятидесяти с небольшим, сухой и вполне крепкий. Демченко задание не понравилось, и он немедленно принялся бурчать, что он не лошадь и не палочка-выручалочка, и молодым не вредно побегать с его…
— Знаете что, хватит, Михаил Федорович, — строго сказал Костин, и Демченко, надувшись, замолчал.
Первыми ушли собираться Трошин и Демченко. Тогда Костин выбрался из-за стола и усмехнулся.
— Сокольников, ты знаешь, за кем сейчас поедешь?
— Я думаю, какой-то работник станции техобслуживания?
— Представь себе, работник этот не кто иной, как известный тебе Зелинский.
— Здорово! — Сокольников был действительно ошарашен.
— А ты сомневался! — укоризненно сказал Костин. — Тут мне Трошин поведал о твоих колебаниях. Запомни, Сокольников, если все делается по закону, то ничего не делается зря. Вот тебе наглядный пример. Только брать его нужно осторожно, потихоньку. Он с работы выйдет, вы его аккуратненько и пригласите.
— А второй покупатель кто?
— Трошин сейчас окончательно выяснит. Какая-то продавщица. Есть домашний телефон…
Трошин отворил дверь без стука, стремительно подошел вплотную к Костину и что-то негромко сказал.
— Да-а! — Костин изумленно поднял брови и покачал головой. А потом еще почесал затылок. — Интересная новость.