Мейсон взглянул на часы.
— Я ездил в Лас-Алисас, — сказал Джексон, — и обсудил дело с этой молодой женщиной. Она вас знает только понаслышке и даже никогда вас не видела. Она хочет заполучить лучшего адвоката, но, как обычно бывает с такими людьми, ограничена в средствах. Очевидно, у нее есть небольшая сумма. Она опытная машинистка-стенографистка и секретарь и имеет неплохой заработок. У нее около восьми-девяти тысяч долларов, это сумма страховки, которую мать оставила в ее пользу. Она отчаянная яхтсменка и имеет собственную небольшую яхту, за которую много не дадут. Знает многих яхтсменов и очень популярна среди них…
— Это неважно, — сказал Мейсон. — Что по делу?
— Она утверждает, что не крала никаких драгоценностей и не может объяснить присутствие полотенца, купальной шапочки и резинового мешка на месте преступления. Очевидно, не способна придумать алиби. Она была на яхте во время ограбления. Она рассказала очень интересную историю о том, что кто-то пробрался на ее яхту, пока она была на берегу, и украл что-то оттуда. Она намекает, что мистер Элдер знает об этом. Далее она говорит, что когда свяжется с неким таинственным человеком, чье имя не может или не хочет назвать, то надеется выдвинуть серьезное обвинение против мистера Элдера, но я не могу определить характер этого обвинения. Странно, однако, что она говорит: этот таинственный человек — юрист. Уверена, что он ей поможет, но она либо не знает его имени, либо только говорит, что не знает. Конечно, много о вас слышала. Лично знакома с Джорджем С. Элдером и, кажется, очень его боится. Хочу честно признаться, что она не произвела на меня благоприятного впечатления. Ведет себя как виновная. Тем не менее, следуя указаниям, я сообщил ей, что вы будете ее защищать. Она хочет поговорить с вами лично. Боюсь, я тоже не произвел на нее благоприятного впечатления. Отсутствие доверия было взаимным.
— Она будет в суде сегодня в четыре?
— Судья Ланкершим ничего об этом не говорил. Он пригласил представителя от нашей конторы и кого-то из окружной прокуратуры.
— А кто придет из окружной прокуратуры?
— Винсент Колтон.
— Вы считаете, что эту девушку никто не навел на нашу контору? Это было просто…
— Желанием получить самое лучшее. Она о вас наслышана и… по крайней мере, хотела попробовать. Разумеется, ее взгляд на гонорар, возможно, ни в коей мере не соответствует стоимости работы. Я это не обсуждал.
Мейсон взглянул на часы и сказал:
— Ладно, я побежал. Увидимся позже. Делла, вы должны дождаться моего звонка.
Она кивнула.
— Спасибо, Джексон, — сказал Мейсон. — А вы можете начать вот с чего. Насколько я понимаю в законах, любое естественное приращение земли принадлежит землевладельцу.
— Да, сэр. Есть десятки решений…
— Но если приращение вызвано действиями правительства: такими, как сооружение волноломов, прокладка канала, приращения становятся собственностью правительства. В этом случае на нем может находиться любой гражданин.
Джексон наморщил лоб.
— Дайте подумать. Боюсь, мистер Мейсон… Нет, минутку… Вы нравы! Вспомните дело города Лос-Анджелеса против Андерсена. Это дело о земле, которая образовалась у волнолома, сооруженного государством. Я не уверен, относится ли это к каким-то другим видам государственных работ, но принцип, похоже, один и тот же.
— Уточните это, — сказал Мейсон. — Мне нужно на что-то опереться.
— Да, сэр. Надо ли понимать, что вы теперь сами займетесь залогом?
— Да, я займусь этим, — сказал Мейсон. — А вы делом о приращении земли в связи с государственными работами.
Мейсон поехал к шерифу Лас-Алисаса, взял пропуск и позвонил смотрительнице.
— Я хочу повидаться с Дороти Феннер, — сказал он. — Это Перри Мейсон.
— О, мистер Джексон из вашей конторы был здесь утром. Он с ней беседовал.
— Вот как? — спросил Мейсон. — Ну что ж, я хочу сам с ней поговорить.
— Хорошо. Я приведу ее в комнату для посетителей. Она… она плакала. Мне кажется, она очень расстроена.
— Ладно, — сказал Мейсон. — Я встречу вас в комнате посетителей.
Мейсон поднялся на лифте, предъявил пропуск и вошел в комнату с длинным столом. Посередине комнаты проходила прозрачная перегородка. Вскоре появилась смотрительница с Дороти Феннер.
— Идите сюда, — сказала смотрительница. — Вот мистер Мейсон. Он хочет поговорить с вами.
Дороти Феннер подошла к перегородке как в тумане, потом резко вздрогнула.
— Вы? Вы…
— Перри Мейсон, — перебил ее Мейсон. — И очень рад вас видеть, мисс Феннер.
— Ой, — сказала она и села, как будто ноги у нее подкосились.
— Дадите мне знать, когда закончите, мистер Мейсон, — сказала смотрительница и отошла к дальнему краю стола.
Дороти Феннер подняла голову и посмотрела сквозь перегородку на Мейсона удивленными глазами.
— Ну почему?.. Почему вы мне не сказали?
— Разве вы не понимаете моего положения? Вы же совершали незаконное действие.
— А что вы собираетесь сейчас делать?
— Прежде всего, — сказал Мейсон, — освободить вас под залог, но я хочу знать точно, что произошло.
— Я сделала глупость, мистер Мейсон. Я не выполнила того, что вы говорили. Я не ходила к Джорджу Элдеру. Я подумала, что надо поговорить с Питом Кадизом о том, как он нашел бутылку. Мне хотелось как следует все обдумать.
— И что вы сделали?
— Я спрятала бутылку туда, где, я думала, ее никогда не найдут.
— Куда?
— В бачок с пресной водой на своей яхте.
— И что потом?
— Потом, довольная собой, я пошла на автостанцию, чтобы поехать в город.
— У вас есть машина?
— Нет. Моя единственная роскошь — яхта. Обожаю плавать. В целом держать яхту для меня дешевле, чем…
— Ладно, — перебил Мейсон. — Что дальше?
— Я остановилась позавтракать в маленьком ресторане вчера утром, прочитала газеты и узнала, что заявил Элдер. Он не стал упоминать о бутылке, сказал о краже драгоценностей. И тогда я поняла, что вы — моя единственная надежда, потому что вы — я, разумеется, в то время не знала вас — могли поклясться, что я не брала из дома никаких драгоценностей. Я решила последовать вашему совету. Вернулась на яхту, за бутылкой с письмом и…
— Вы положили письмо в бутылку?
— Да. И бутылку запечатала.
— Хорошо. И что произошло?
— Когда я пришла на яхту, бутылка пропала. Я была поражена. Я не могла в это поверить.
— Вы имеете дело с проницательным человеком, Дороти, — сказал Мейсон. — Он знал, кто взял бутылку. Он просто ждал, когда вы сойдете на берег, а потом обыскал яхту. Очевидно, он неплохой яхтсмен и знает, где можно спрятать такой предмет. Так что у него сейчас бутылка и письмо и достаточно доказательств против вас. Так?
— Да. Я… Я думаю, я оставила отпечатки. Как глупышка, я не надела перчаток… О, что же теперь будет? Есть только один выход. Вы подтвердите мой рассказ, мы ведь сейчас можем рассказать правду. Я так рада, что вы пришли, мистер Мейсон. Я все думала, как же свяжусь с единственным в мире человеком, который может подтвердить, что я не брала этих драгоценностей.
— Полегче, — сказал Мейсон. — Так нельзя.
— Почему нельзя?
— Потому что, если мы сейчас расскажем, это будет выглядеть как попытка сфабриковать доказательства. Все посмеются над тем, что мы не могли выдумать что-нибудь получше… Нет, моя дорогая, боюсь, мы этого не сможем сделать.
— А что же нам делать?
Мейсон улыбнулся.
— Вы когда-нибудь слышали историю об американце, который приехал в чужую страну и попал в трудное положение?
— Нет.
— Это уже стало классикой юриспруденции. Один хитрый бизнесмен подал в суд на американца за то, что он якобы взял в долг у него крупную сумму, чтобы начать дело. Американец пошел к адвокату, горько жаловался и хотел поклясться, что все это ложь. Адвокат выслушал американца, понимающе улыбнулся и сказал, что он все уладит. Представляете себе изумление американца, когда дело передали в суд. Этот бизнесмен взошел на трибуну и поклялся в том, что дал в долг американцу деньги, а потом представил пятерых свидетелей: двое поклялись, что видели, как американец брал деньги у бизнесмена, а трое подтвердили: американец занимал деньги у бизнесмена и надеялся отдать долг из прибыли.