Машина тем временем съехала с шоссе на грунтовую дорогу и остановилась у здания, собранного из легкого рифленого металла. Только выйдя из машины, Ремезов заметил, что озеро и памятный мыс стали недоступными: вдоль озера, метров за сто, тянулась закрученная непреодолимой спиралью колючая проволока. Спираль вытягивалась из леса и упиралась прямо в бок этого металлического здания, похожего на авиационный ангар.
— Там уже «зона»? — со сжавшимся сердцем спросил Ремезов.
— Да, — сурово сказал Игорь Козьмич и, видно, решил окончательно настроить Ремезова на роковой лад, чтобы тот ясно представлял обстановку. — Там, на берегу, начинается тот свет… граница жизни и смерти, — и, подождав недоуменного взгляда Ремезова, спросил, — Видишь те шарики?
Он указал на странные сооружения, похожие на зрелые темные грибы-дождевики величиной с железнодорожную цистерну.
— Лазерные установки, — объяснил Игорь Козьмич. — С локаторами, которые засекают любой живой объект размером с гнуса. Через прямую линию между установками не пройдет никто. Установки стоят по всему периметру зоны. Зона — под защитным колпаком высотой в пятьдесят метров. Установки улавливают инфракрасное излучение, таким же излучением поражают цель.
Всю ностальгию как-то разом отшибло — и вместо нее образовалось тяжелое и бесцветное чувство… Ремезов видел озеро, как сквозь толстое бронированное стекло…
От «ангара» в глубь зоны тянулся полупрозрачный коленчатый рукав.
— Это выходной отсек, — пояснил Игорь Козьмич.
Из «ангара» появился человек в белом халате, белой шапочке и пластиковых, почти бесформенных бахилах. Весь в веснушках, с рыжими ресницами, он казался гораздо моложе своих лет, хотя и видно было, что ему за сорок. Он поздоровался с радостным, прямо-таки счастливым выражением на лице.
— Доктор Ремезов, Виктор Сергеевич, — представил директор своего однофамильца. — Негласно считайте, что он главный эксперт по пашей проблеме.
Ремезову показалось, будто он проглотил что-то очень вкусное и весьма сытное… Эх, медные трубы!
— Очень рад! — сиял сотрудник Игоря Козьмича, пожимая руку. — Я вашу диссертацию почти наизусть знаю…
Ремезова повели в «ангар» — и вскоре он, завертевшись в потоке непривычных и в то же время знакомых по далекой жизни впечатлений, словно превратился в сомнамбулу. Мгновенно переодетый в белое, отдающее неживым духом особенно тщательных дезинфекций, он целый час пытался выдержать напор информации, рассеянно отвечал на вопросы. Потом пришел — тоже весь в белом — Игорь Козьмич и увел его в пустое и тихое помещение с диванами и репродукциями левитановских пейзажей на стенах.
— Что скажешь? — начальственно, почти грозно спросил он.
— Игорь Козьмич, уволь, у меня уже голова трещит, — развел руками Ремезов. — Я давно одичал в лесу…
— Ладно, не сердись, — заметив свой привычный, но не подходящий к месту тон, мягче и спокойней заговорил Игорь Козьмич. — Сегодня туда идти уже поздно… Отоспишься, поразмыслишь на досуге… А там вместе обсудим.
— Игорь! — собрался с духом Ремезов. — Я тебя не понимаю. В лесу десять лет сидел. Какой я, к свиньям, «эксперт»! Ты же прекрасно понимаешь: три года не поработаешь — и все, полная деквалификация! А мой срок — десять лет…
Игорь Козьмич улыбнулся — очень по-дружески.
— Это, старик, в тебе играет гордыня, — проговорил он. — Ты все приглядываешься, сравниваешь… Все для себя гирьки на весы подбираешь. Может, поэтому ты и на Алтай удрал?
— Может, — честно признался Ремезов.
— Значит, я знаю тебе цену лучше, чем ты сам. Ты, Витя, — тугодум, но гениальный тугодум. У тебя мозги — как ледокол. Движутся медленно. Ни черта ты не понял, что у нас здесь происходит… Мы же уперлись в стену… Считаешь, что стал дилетантом? Вот и хорошо — как раз дилетант нам и требуется теперь, но хорошо подкованный дилетант…
— Игорь! — помолчав, сказал Ремезов. — Я не вижу никакой опасности… И это почему-то пугает меня больше всего.
Игорь Козьмич сразу изменился, посмотрел на Ремезова хмуро.
— Ясно, — неопределенно сказал он. — Пойдем, я тебя представлю остальным.
Половину «ангара» занимали военные, управлявшие инфракрасным «колпаком». Здесь все было, как на пограничной станции ПВО.
Немного погодя Ремезов с Игорем Козьмичом вышли из «ангара». Долгие северные сумерки продолжались. Небо, казалось, стало еще светлее, бесцветнее, но этот свет совсем не доходил до земли. Над лесом, в слабой зелени гаснущего заката, висело тонкое, но плотное и непрозрачное, пепельного цвета облачко. На фоне сумрачного леса ясно мелькнул какой-то красноватый огонек. Ремезов заметил это, и у него по спине побежали мурашки.
— Что это было? — спросил он.
Игорь Козьмич, пожал плечами.
— Могла быть птица… — мрачно сказал он.
Утром их разбудил лейтенант. Виктор Ремезов проснулся с таким чувством, будто оказался в подводной лодке или на космическом корабле. Они молча умылись, молча поели, потом им принесли комплекты нижнего шерстяного белья. Потом они очутились в глухом помещении, залитом матово-фиолетовым цветом. В нишах Ремезов увидел скафандры, похожие на те, что используют для пожарных работ в особо опасных условиях нефтяных разработок, химических производств — ослепительно белые, с массивными кубическими головами, с квадратными зеркальными экранами для обзора. Ему помогли облачиться, и скафандр оказался совсем легким, почти не сковывающим движений.
— Не забывай про микрофон, — услышал он у самого уха. — Говори тихо, а то оглушишь… И дыши спокойно. Там обычный респиратор с особыми фильтрами.
Лейтенант… впрочем, Ремезов сразу запутался, кто из них и каком скафандре… кто-то из них — лейтенант или директор — поднял руку и нажал на кнопку в стене. Двери раскрылись, пропуская в узкий тамбур, потом сомкнулись за спиной. Потом растворились двери впереди, пропуская в новый тамбур. Так, миновав три шлюза, они вышли в полупрозрачный рукав. Игорь Козьмич с лейтенантом несли впереди блоки портативной лаборатории.
На выходе из рукава ожидал приземистый армейский везде ход. Здесь Ремезов немного замешкался, озираясь по сторонам Теперь он стоял по другую сторону незримой и беспощадной границы — в «зоне», под «колпаком». Ремезов взглянул на озеро и вообразил себе мальчишек, сидящих с удочками на каменном мысу… Ом представил себе, как вытаращились бы мальчишки на пришельцев в сверкающих и страшных своей медвежьей массивностью скафандрах.
«Ну вот, русские вернулись с Марса», — грустно подумал он.
Ремезову помогли забраться в вездеход. Проглотив «марсиан», железное создание вздрогнуло и сорвалось с места.
Выехали снова к озеру в каменной оправе и остановились у здания, похожего на столичный универсам. Это место тоже было знакомо и тоже беспощадно переустроено.
— Мы задумали тут международный исследовательский центр.
— На берегу пустынных волн, — угрюмо съязвил Ремезов. — По соседству Лемехово… Чудеса!
Игорь Козьмич повернулся к нему зеркальным экраном.
— Вот именно, — погодя, сказал он без обиды. — Все шло, как по маслу. Французы и японцы помогали. Для них тут экзотика. Короче, обоюдная выгода. По ту сторону, обойдем — увидишь, коттеджи, сауна, бар. Даже свой кегельбан есть… Пошли.
Лаборатории тоже напоминали Ремезову космический корабль. Работать на такой аппаратуре когда-то можно было только во сне, насмотревшись после ужина выставочных проспектов.
— Тебя не хватает, — сказал Игорь Козьмич. — Докторскую сделаешь за год.
— Сегодня и начну, — усмехнулся Ремезов.
Часа четыре они работали молча… Ремезов задал только три вопроса. Сначала он спросил о дезинфекции вивария, потом ему понадобились свежие членистоногие, и Игорь Козьмич выходил за уловителем. Наконец в третий раз, связывая логическую цепь размышлений, Ремезов подумал о штаммах вирусов, развивающихся в нейронах млекопитающих, и задал вопрос о симптоматике заболевания.