— Тебе?..
Малерт вытащил из кармана немного помятую копию и протянул ее Грею.
— Надеюсь, тебе известно, как с этим обращаться.
Грей взял листок и наклонился поближе к свету. Копия была хорошая, и он без особого труда смог прочитать текст, под которым стояла позавчерашняя дата. Грей даже не пытался скрыть своего изумления.
«Совершенно секретно. Первому офицеру „Регулуса“ Малерту, лично в руки. Приказываю немедленно принять руководство судном вместо капитана Адельта. Войти в Коломбо. Если это будет невозможно, задрейфовать. За вами идет военный корабль, ведомый американским самолетом с базы на Диего-Гарсиа. Каждые два часа передавать координаты. Капитана изолировать. В случае сопротивления применить силу. Адельт преследуется законом за уголовные преступления. Всю ответственность беру на себя.
Арматор. Принято — 17,31»— Вот это да! — прошептал Грей. — Выходит, наш старик… С таким капитальным алиби. В таком случае он наверняка профессионал.
— Почем знать? Может, у него есть сообщники.
— Что ты собираешься делать?
Малерт пожал плечами.
— Ничего. Я еще не свихнулся. Надеюсь, ты понимаешь, к чему меня склоняют? Принять командование… арестовать капитана… это же бунт на корабле. В конце концов, меня же и обвинят в пиратстве. Откуда я могу быть уверен, что он действительно преступник. Арматор ответственности за последствия не понесет, а в случае чего я буду отвечать перед судом и поплачусь собственной шкурой.
— Должны быть очень серьезные причины…
— Конечно, должны, раз уж Адельт решился из-за них пристукнуть несчастного Кандера.
— Сейчас это уже не подлежит сомнению.
— Вот именно! А попробуй убеди в этом команду, чтобы я смог выполнить приказ арматора.
— Подожди, у меня в голове сумбур… Откуда у тебя эта копия?
— Я ее нашел вот под этим столом. Когда я был здесь с капитаном, то обратил внимание, что он больше интересуется полом, а не какими-нибудь другими предметами. Он даже встал на колени, заглядывая под шкаф, будто ища следы крови, — можно подумать, что это самое главное! Но я быстро поднял его на ноги, буркнув себе под нос, какая, мол, жалость, что у нас нет настоящей полицейской собаки. Ха… В течение сорока пяти минут после нашего с капитаном визита каюта была открыта. Я все продумал. Меня удивило его поведение, и я пошел его же путем, только более внимательно.
— Ну а журнал телеграмм? Ты что, его тоже вот так просто здесь нашел?
— Это было бы слишком хорошо. Нет, на этот раз потребовалось больше выдумки. Представь себе, я отважился стащить журнал у господина капитана.
— Ты меня все больше удивляешь. Он что же, вывесил его на иллюминаторе, как на витрине?
— Немного везения… Вчера ночью, после возни с судовыми документами, я пошел в душевую ополоснуться. Выходя, услышал в коридоре какой-то шорох, ну и спрятался. Я ведь был в костюме Адама и, если бы попался на глаза несравненной госпоже Трентон, боюсь, она бы подала в суд и мне пришлось бы компенсировать нанесенный ей моральный ущерб.
— Не болтай, у нас немного времени.
— Слушаюсь, сэр. Через минуту я осторожно выглянул в коридор. Именно в этот момент капитан входил к себе с черной тетрадкой под мышкой. Шел он совершенно свободно. Он всегда чувствует себя раскованно, впрочем, был бы последним идиотом, если б прятался на собственном судне. Позже, на следующий день, то есть вчера, когда проверял бумаги радиста, я не обнаружил журнала. Я уж было совсем собрался доложить об этом капитану, как вдруг вспомнил ту картинку. Я начал сопоставлять, хотя подозрение казалось абсолютно неправдоподобным. Если помнишь, меня очень заинтересовало то его ползание по полу, Ну а когда я нашел копию, все встало на свои места.
— Почти. Как ты умудрился стянуть у него этот журнал?
— Я залез в тайник в его каюте. Да, да… Помнишь, я был в добрых отношениях с предыдущим капитаном. Мы обделывали с ним всякие мелкие дела, и как-то он показал мне свой тайник. Когда вчера Адельт вызвал нас всех для разговора, мне достаточно было один раз попользоваться его ванной, и журнал был у меня в руках. Улика.
— Улика… Какого черта он ее там спрятал вместо того, чтобы выбросить за борт? Не понимаю…
— Видимо, он хотел просмотреть другие записи. А времени в обрез. До самого утра создавал себе алиби или, проще говоря, пил, потом допросы, похороны, конференция…
Грей покачал головой.
— Что-то здесь не складывается.
— Я тебе все рассказал, а ты соображай. У тебя есть еще сомнения после того, что ты услышал? Доказать, конечно, нелегко. Я пока единственный свидетель, но…
— Вот именно «но». В котором часу он входил в каюту?
— Не позже пяти, а скорей десять минут двенадцатого.
— Прекрасно. Кандер записал время приема последней телеграммы — семнадцать тридцать одна по Гринвичу или двадцать три ноль одна по местному времени, но ведь этот псих Болл и Орланд слышали, как еще в двадцать три пятнадцать он выключил в штурвальной рубке музыку. Капитан этого сделать не мог: он был в каюте, и уже не один — со шкипером.
— Да, чудес не бывает, — нахмурился Малерт, — Тогда кто?
Нервное возбуждение, начавшееся у третьего офицера, никак не проходило. Он охрип, голос все время срывался:
— Старик меня просто обвиняет… Ужасное недоразумение… Господа, поверьте, я ведь только на минутку заскочил к себе опрокинуть стаканчик… Этой чертовой музыкой радист окончательно вывел меня из равновесия. Подонок. А ну да бог с ним, а все-таки он был подонком… Что… что изменил показания и выкручиваюсь, что раньше я плел о лекарстве? У вас что, с головой не в порядке? По-вашему, я должен был сказать капитану, что ходил промочить горло, а он бы потом написал мне в характеристике: «напивается на вахте»… Знаете ведь его, парень с железным правилом: «Достаточно того, что на этом судне пью я, команда должна быть трезвой».
— Пусть тебя совесть не мучает, — усмехнулся первый офицер. — Это своего рода тоже лекарство. Ведь помогло?
— И речи нет о том, чтобы обвинить тебя, — убежденно произнес Грей. — Лучше возьми себя в руки и постарайся поточнее вспомнить, что здесь происходило под конец твоей вахты.
Болл с чувством затянулся сигаретой и, вопреки всем морским законам, с размаху бросил ее, не гася, за борт. Красный огонек окурка прочертил в темноте длинную дугу, потом, подхваченный ветром, полетел к корме, чудом не попав на нижнюю палубу.
Три офицера сгрудились у компаса на левом крыле мостика. Луна недавно зашла за облака, которые черными клубами натягивало с юга.
Разговаривали шепотом. Их не мог услышать ни торчавший в штурвальной рубке моряк, ни один человек с нижней палубы, где размещалась капитанская каюта. Болл глубоко вздохнул, чувствовалось, что он действительно старается собраться.
— Ничего не происходило, кроме этой музыки. Когда? Пожалуй, в начале двенадцатого…
— Значит, как раз после получения телеграммы, — пробормотал Грей. — Дальше.
— Когда же я наконец его обложил и стукнул кулаком в стену, он заткнулся. Тогда я и сказал Орланду, чтобы он не торопился будить следующую вахту, и пошел к себе. В каюте я свет не зажигал, поскольку у меня был фонарик. На мостике я отсутствовал не более трех-четырех минут. Перед тем как спуститься, внимательно осмотрел горизонт, он был совершенно пуст. За четыре минуты ничего не могло случиться.
— Ясно, старик. Не об этом речь, — прервал его второй офицер, которого оправдания Болла начинали уже раздражать. — Слушай, сейчас мы с первым пойдем в радиорубку, и, когда я закричу, ты стукни в стену точно так же, как тогда. Помни, именно в то самое место и с такой же силой. Сможешь повторить?
— Как не смочь, приятель, я же эту сволочь доканывал так десятки раз.