Тускло зажглись юпитеры и, быстро разгораясь, залили новое место действия ярким холодным светом. Над объективом одной из четырех незаметно подползших к столику экстрамер вспыхнул рубиновый огонек. Золотистое колесо растаяло
в лиловой дымке, и на контрольном экстране Главушин увидел себя самого, сидящего рядом с Вольняевым и Тихоном. Ну, поехали.
— Здравствуйте, дорогие экстразрители! К сожалению, знакомство с очаровательной Русланой Просторовой придется на некоторое время отложить. По дороге в лабораторию академика Вольняева мы наткнулись на сюжет для программы новостей, и Лана сейчас готовит очень интересный репортаж. Будем надеяться, она успеет к началу эксперимента.
— Здравствуйте, уважаемые экстразрители! — немедленно вмешался Вольняев. — Я вынужден перебить уважаемого ведущего, но дело в том, что сегодня утром, после ночи мучительных раздумий, я принял решение не проводить анонсированную Игру с бесконечностью. Однако организаторы передачи… — он выразительно посмотрел на Филиппа, требуя, чтобы он пояснил позицию организаторов.
— Просят уважаемого академика, нобелевского, лауреата и прочая и прочая все-таки, во-первых, объяснить экстразрителям суть подготовленного физического опыта, а во-вторых, изложить мотивы, по которым изобретатель эксперимента решил отказаться от своего детища.
— Да, но… — замялся Вольняев.
— Алексей Вадимович! У эстравизоров собрались сейчас почти три миллиарда поклонников вашего выдающегося таланта, полгода ждавших очередной Игры. Как вы сможете убедить их, что эксперимент проводить не следует, не сообщив, в чем он должен был состоять? Я прошу вас, в самых общих чертах!
Академик взглянул на монаха. Отец Тихон, сжав левую ладонь в кулак, осмысливал ситуацию. Но думать во время прямого включения — слишком дорогое удовольствие, Вольняев, уже имевший дело с экстравидением, прекрасно понимает это. Не дождавшись совета духовника, он начал говорить. Первые фразы академик произнес медленно и неуверенно, но быстро увлекся и стал походить на себя самого той, почти двадцатилетней, давности.
— Как знают многие из уважаемых экстразрителей, основная проблема использования нити Ариадны в качестве средства связи — трудность ввода в образуемый ею своеобразный световод излучения видимого диапазона. Ведь клубок нельзя «размотать» до конца, работать можно только с «отмотанным» отрезком нити, не разрывая ее. Это сложно, приходится повышать энергию импульсов света, увеличивая их длительность, из-за чего скорость обмена получается очень низкой, достаточной лишь для передачи речи. Да и то при том условии, что практически все введенные в канал связи фотоны будут выловлены потом фотоприемником. Тем не менее…
«Фил, попроси его упростить изложение. Индекс восприятия упал до семидесяти процентов», — пропищал в ухе голос Новичарова.
— Простите, уважаемый академик. Но далеко не все зрители прослушали курс теории передачи сигналов, столь блистательно прочитанный вами на экстравидении в прошлом году. Поэтому, если можно, самую суть…
— Я только хотел сказать, что даже такой канал связи для звездолета, удалившегося от Земли на несколько световых лет, — огромное, ни с чем не сравнимое благо. Собственно, без него полеты к звездам вообще не имели бы смысла. Однако мы не остановились на достигнутом и, как многим, наверное, уже известно, два месяца назад провели передачу по нити Ариадны полномасштабного экстравизионного сигнала между Москвой и Вашингтоном, а затем установили экстрасвязь со всеми звездолетами.
— Я должен пояснить уважаемым экстразрителям, — вмешался Главушин, — что этот, без сомнения, выдающийся результат был получен без вашего присутствия лишь потому, что в соответствии с нашими строгими критериями для Игры отбираются только те эксперименты, результат которых нельзя абсолютно точно предсказать заранее. Как, например, сегодня. Потому что через несколько минут Алексей Вадимович впервые в мире попытается…
Поймав удивленный взгляд Вольняева и негодующий — его молчаливого спутника, Филипп осекся и, смущенно улыбнувшись, развел руками:
— Простите. Видимо, подсознательно я никак не могу смириться с мыслью, что столь замечательный эксперимент не состоится. Прошу вас, уважаемый академик, продолжайте.
— Я, собственно, почти закончил. После успешной передачи экстравидеосигнала по нити Ариадны мне пришла в голову любопытная идея. А что, если не вылавливать до последнего фотоны, летящие вдоль нити, а, наоборот, передать мощный экстравидеосигнал туда, к центру клубка? Фактически в бесконечность. Вы помните об уникальном свойстве нити? Время распространения по ней сигнала не зависит от длины! Вся прелесть этой идеи состоит в том, что ровно через сто тридцать семь секунд этот сигнал бесконечности достигнет! Понимаете? Не через бесконечно большое время и даже не через тысячу лет, а всего лишь через сто тридцать семь секунд!
Филипп на мгновение залюбовался Вольняевым, Сверкающие глаза, порывистые, почти юношеские жесты…
— И что тогда? Что могут увидеть уважаемые зрители на своих экстранах?
Плечи Вольняева заметно опустились, взгляд потускнел, и тихим усталым голосом он сказал:
— Не знаю. Да и кто может сказать, что находится там, в бесконечности? Фактически это — граница или даже зарубежье нашей Вселенной. Вот мы куда уже добрались…
— Нет, но все-таки, какие-то предположения или гипотезы у вас были, когда вы добивались права на Игру?
— Да, конечно! — снова оживился Вольняев, — Я надеялся, что через некоторое время на наших экстранах появится ответный сигнал. Понимаете? Если там, за границей Вселенной, есть какой-то разум, он, получив наш сигнал, тем самым как бы побывает здесь, в лаборатории, увидит, услышит и даже прообоняет то, что находятся в фокусе экстракамер. И, может быть, пошлет нам ответный сигнал. И тогда все мы смогли бы увидеть то, что находится за пределами Вселенной. Замечательная идея, не правда ли?
— Да, уважаемый нобелевский лауреат! И, я думаю, миллиарды экстразрителей согласятся со мною! Кстати, вы заметили, как точно соответствует эта идея названию цикла наших передач? Ее основатели имели в виду, конечно, бесконечность процесса познания, этой самой увлекательной игры человечества! Но сегодня могла бы состояться Игра с бесконечностью в буквальном смысле! А что вы собирались поместить в фокус экстрамер во время первого сеанса связи?
Вольняев усмехнулся и с вызовом ответил:
— Вам может это показаться нескромным, но в качестве объекта для первой передачи я предполагал использовать… себя самого. Не из тщеславия или даже честолюбия, а потому, что человек — самое удивительное существо Солнечной системы. А еще потому, что именно человек нашел способ общения с бесконечностью. И лишь в третью очередь потому, что открыл эту возможность — я. И, как в старину проектировщик моста, я собирался, образно говоря, встать под ним, когда пойдет первый поезд. То есть — первое сообщение в бесконечность.
— Вы считаете, это представляет какую-то опасность?
— Для того, чей образ транслируется по нити Ариадны, — не большую, чем при фотографировании.
— Тогда почему вы решили отказаться от эксперимента? — искренне удивился Главушин.
— Потому что экстравизионный канал передачи чрезвычайно широкополосен. Я вынужден повторить банальные вещи, но, как прекрасно знает каждый наш уважаемый зритель, на экстране полностью восстанавливается существующая иногда за миллионы километров реальность, что обеспечивается передачей цветного изображения, звука и запаха. А не ответит ли нам бесконечность чем-либо таким, что окажется… ну, скажем, непереносимым для человека?
Например, чем-то инфернально-ужасным или, простите, просто тошнотворным? Кстати, по древнегреческим мифам нитью Ариадны воспользовался Тезей, чтобы отыскать в лабиринте чудовище! А что, если в ответ мы и в самом деле получим образ Минотавра? Я уверен, у экстранов сейчас немало детей. Даже один испугавшийся ребенок, которому потом потребуется врачебная помощь, — разве могу я на это согласиться? Разве уважаемые организаторы Игры с бесконечностью могут это допустить?