В баре было не очень людно. Мы выбрали уединенный столик.
— Почему вы так печетесь о Джоне? — поинтересовалась Кэти.
— Не знаю, просто беспокоюсь.
— Вы сейчас работаете на Гейба?
— Он уехал в Португалию. Я живу в его квартире и ищу работу. У меня была работа, но вовсе не та, о которой я мечтал. Все равно не следовало вылетать оттуда. Джон работает?
— Нет. Я снялась в коммерческих роликах у одного отвратительного типа, который готов выщипать волосы у вас на ногах, если это нужно для съемки. Слава Богу, у меня еще хорошие ноги.
— У вас все хорошее, Кэти.
— А вы смелый мальчик, Стассен.
— Да, я смельчак. У вас есть планы?
— О, у меня всегда есть планы. Ваши глаза похожи на фиалки.
— Вечные комплименты! Мы собираемся в Мексику, Стассен, чтобы снять квартиру на побережье в Акапулько. У Джона там старые друзья, которые организовывают в Мексике кинофирму. Он надеется, что его возьмут.
— Я бы хотел побывать в Мексике.
— Почему вы так напоминаете мне коккер-спаниеля?
— Когда вы едете?
— Скоро. Бурманы вот-вот возвратятся из Италии и, естественно, захотят жить в своей квартире. К тому же я думаю, что пришло время увезти Джона из этого города. Все двери перед ним закрыты. Секретарши получили инструкции предлагать ему всякую ерунду. Шоу-бизнес, дорогой. Добивай раненого. Поставь сорок прибыльных картин и можешь давить людей колесами. Но хотя бы две неудачи —, ты труп.
— И для меня пришло время уезжать отсюда.
Она начала что-то говорить, затем остановилась и пристально посмотрела на меня. У меня возникло странное ощущение, что она в первый раз по-настоящему всматривается в меня.
— Надеюсь, вы можете водить машину, Стассен?
— Да.
— Джон ужасный водитель, а я ненавижу сидеть за pyлем. Мы собирались лететь. Но теперь… Не возьметесь ли вы отвезти нас? Это деловое предложение, Стассен. Мы оплатим ваши расходы плюс… ну, скажем, сто долларов в конце поездки.
— Я отвезу вас бесплатно.
— Благодарю, не надо. Нам не нужен попутчик, нам нужен шофер, Стассен. Тогда каждый будет знать свое место.
Я согласился отвезти их в Мексику. У Пинелли был огромный черный «крайслер империал», модель двухлетней давности, оборудованный всеми современными приспособлениями, включая кондиционер. Машина прошла шесть тысяч миль. У «крайслера» были еще калифорнийские номера.
Перед поездкой я тщательно проверил автомобиль и сменил номера. Отогнал свой «шевроле» на Джерси и продал за тринадцать сотен, почти задаром, но торговаться не было времени. Итак, в кармане у меня лежали почти шестнадцать сотен, все, за исключением двух сотен, в дорожных чеках.
Пинелли взяли очень много вещей, главным образом для Кэти. В снежный мартовский день накануне отъезда я загрузил машину. Большой багажник заполнился до самого верха. Заднее сиденье я заложил чемоданами почти до крыши, оставив место только для одного человека. Кэти считала себя большим специалистом по укладке багажа. Поэтому она захотела все упаковать по-своему.
В конце концов я не выдержал.
— Кэти, может быть, мне следует купить шоферскую кепку и форму, чтобы лучше выполнять ваши распоряжения?
Она выпрямилась и взглянула на меня так холодно, как на меня еще никто не смотрел.
— Постарайтесь выполнять свои обязанности без комментариев, Стассен, и мы поладим.
Мы стояли около «крайслера». Большие мокрые хлопья снега падали на ее волосы. Меня подмывало отказаться от работы. С какой стати я должен сносить оскорбления этой актрисы-неудачницы? Она решила определить наши отношения еще в Нью-Йорке. На ресницы Кэти Китс упала снежинка, но не растаяла. Мне хотелось взять Кэти за детские плечи, целовать эти круглые фиолетовые глаза и чувствовать на губах снег.
— Да, слушаюсь, миссис Пинелли.
Уголки рта миссис Пинелли слегка приподнялись.
— Достаньте большой голубой чемодан снизу, а этот кожаный, пожалуйста, положите на его место. Мне понадобятся вещи из голубого чемодана на юге.
Я переложил все вещи заново.
— Во сколько заехать завтра утром, Кэти?
— Давайте пораньше, часов в десять.
Я уехал на их машине-громадине. Из-за большого веса она слегка просела. Поставил «крайслер» в гараж и провел последнюю ночь в квартире Гейба, разрабатывая маршрут. Я решил, что поездка займет семь дней. Тогда я еще не знал, как ошибаюсь в своих расчетах. Подумал было послать домой карточку, чтобы родители знали о моих планах, но потом решил, что будет интереснее написать им из Акапулько. Открытка из Мексики окажет чудесное влияние на папино кровяное давление. В четверть одиннадцатого ясным, словно хрустальным, утром мы проехали через тоннель и направились к Джерси-пайк. Дорога была сухая, машин попадалось не так уж много. Стрелка спидометра постоянно находилась на семидесяти милях. Кэти сидела рядом со мной, а Джон Пинелли — сзади. Они были угрюмы и не испытывали никакого возбуждения от начала поездки, мне не хотелось петь.
Я подумал, что следует познакомить их с маршрутом.
— По-моему, лучше всего ехать по 301-му шоссе, затем повернуть на запад на 80-е. Пока мы…
— Отлично, — согласился Пинелли.
— Каждый день, Стассен, с четырех часов, — сказала Кэти, — вы должны начинать искать место для ночлега. Останавливаться будем между четырьмя и пять. Терпеть не могу находиться в дороге, когда стемнеет. Ленч, пожалуйста, в час-два. Постарайтесь, чтобы мы обедали в приличных местах.
Так началось наше путешествие. Выезд не раньше одиннадцати можно считать удачей, а после четырех остановка на ночлег, 250 миль в день — почти подвиг, даже на такой зверской машине, как «крайслер». Обычно я тормозил около мотеля, Кэти протягивала деньги, и я шел заказывать себе одноместный, а им двухместный коттедж. Затем выгружал багаж и заносил его в дом. Мне оказывалась честь: я завтракал с четой Пинелли, но обедали мы отдельно. На столе у них всегда стояло вино. Каждый вечер Джон и Кэти просиживали в ближайшем ресторане до закрытия. Пинелли никогда не менялись местами в машине. Кэти всегда сидела рядом со мной. Каждый час она включала радио и крутила ручку настройки, затем выключала. Я никак не мог понять, что она ищет. Каждый день, как минимум час, Кэти полировала ногти. Когда представлялась возможность, она покупала с полдюжины журналов, очень быстро, как неграмотная, перелистывала их и по одному выбрасывала в окно. Иногда она спала, но не больше 10–15 минут. Джон Пинелли спал чаще, дольше и крепче, прислонясь к чемоданам и громко храпя.
Пинелли считали меня частью машины. Это меня раздражало, но я не мог ничего сделать. Хотелось выяснить, какие между супругами отношения. Иногда Пинелли яростно спорили. Кэти поворачивалась назад и с коленями взбиралась на сиденье. Они орали, словно глухие. Эта парочка могла сказать друг другу все что угодно. Порой ссорились из-за денег. Их финансовое положение интересовало также меня, Джон снял пару прибыльных картин. Помимо этого, он владел режиссерской долей в телешоу, которое показывали уже три года и, судя по всему, будут показывать вечно. Когда дела шли хорошо, он кое-что откладывал. По моим подсчетам, ежегодный доход Пинелли равнялся тридцати тысячам долларов. Но это была лишь десятая часть того, что Джон зарабатывал раньше. Поэтому сейчас супруги считали себя бедняками. Однако они ни на чем не экономили. Эти бедняки полагали, что им не по карману купить свой дом, поэтому снимали квартиры, но как-то в мотеле Джон дал пять долларов чаевых мальчишке, который принес лед. В другом мотеле Кэти купила в сувенирном магазине две юбки ручной работы по шестьдесят долларов каждая.
Самая большая «денежная» ссора касалась того, следует ли Джону продать свою долю в телешоу и вложить вырученные деньги в мексиканское дело или нет? Каждый раз, когда Пинелли обсуждали этот вопрос, они словно срывались с цепи. При этом обменивались такими эпитетами, какими бы я не наградил даже собаку. В ругани особенно преуспевала Кэти. Она ругалась, как ломовой извозчик. За подобные оскорбления любой другой мужчина давно убил бы ее на месте, а они минут через 15 после ссоры уже мирно дремали.