Для Франческо немедленно поставили второй прибор, однако от еды граф отказался, сказав, что недавно поел. Герцог уговорил его выпить мальвазии. Когда слуга наполнил из золотого кувшина чашу, Джан Мария приказал всем оставить их одних.
Им не пришлось говорить о всякой ерунде, ибо Франческо довольно быстро коснулся интересующей его темы.
— Ходят странные слухи о заговоре в твоем герцогстве, а на стене над Сан-Бакколо я увидел сегодня утром четыре голоеы людей, которых я когда-то знал и уважал.
— Они обесчестили себя, а посему их головы стали пищей для ворон. Полно, Франческо! — По телу герцога прокатилась волна дрожи, и он перекрестился. — Не пристало говорить за столом о покойниках.
— Тогда давай поговорим об их преступлении. — Граф Аквильский избрал окольный путь. — Итак, что они натворили?
— Что? — переспросил Джан Мария. — К сожалению, мне известно далеко не все. Твое любопытство мог бы удовлетворить Мазаччо. Он знал о заговоре с самого начала, но не стал посвящать меня в подробности, даже не назвал имена заговорщиков, давая измене вызреть. Потом он вознамерился их арестовать. Причем не ожидая встретить серьезного сопротивления. Мне он всего лишь сказал, что предателей шестеро и они намерены встретиться с седьмым. Оставшиеся в живых после ночной стычки подтвердили, что нападавших было то ли шестеро, то ли семеро, но они изрядно потрепали швейцарцев. Девятерых убили, с полдюжины изувечили. Швейцарцы уложили всего двоих, а еще двоих взяли в плен. Отсюда и четыре головы над воротами Сан-Бакколо.
— А Мазаччо? — полюбопытствовал Франческо, — Неужели он не назвал тебе имена тех, кому удалось бежать?
Герцог ленивым движением взял с блюда оливку.
— В том-то и беда. Стервец мертв. Его убили в ту самую ночь. Пусть он сгниет в аду за его ослиное упрямство, ибо тайну заговора, а также имена предателей он унес с собой в могилу. Впрочем, что это я так? Конечно, своим молчанием он мне навредил, но по натуре я человек добрый, а посему помолюсь за него Богу. Упокой, Всевышний, грешную душу Мазаччо.
Граф опустился на стул, надеясь, что испытанное им облегчение не отразилось на его внешности.
— Но все-таки что-то Мазаччо успел сказать?
— Почти ничего. Оп никогда не раскрывал своих карт. Черт бы его побрал. Он заявлял мне в глаза, что я не из тех, кто способен хранить тайну. Представляешь себе такую наглость? С принцами, право, так говорить не следует. Он сообщил лишь о существовании заговора, цель которого — свергнуть меня с трона, пообещал захватить и заговорщиков, и человека, которого они уговаривали занять мое место. Подумай только, Франческо, сколь чудовищные планы роятся в головах моих подданных! Они хотят свергнуть меня, едва ли не самого доброго правителя во всей Италии! Святой Боже! Стоит ли удивляться, что я вышел из себя и приказал отрубить им головы и водрузить их над воротами.
— Но если я тебя правильно понял, двоих заговорщиков взяли живыми?
Герцог кивнул — его рот был полон едой.
— И что выяснилось на суде?
— На каком еще суде? — Джан Мария запил еду вином. — Никакого суда не было. Говорю тебе, их неблагодарность до такой степени разъярила меня, что я даже забыл о существовании пыток. Как только их привели ко мне, я велел отрубить им головы.
— И ты отправил этих людей на смерть? — Франческо встал, не сводя глаз с кузена. В его взгляде было удивление и гнев. — Ты хочешь сказать, что без суда отдал в руки палачу столь знатных дворян? Джан Мария, ты, должно быть, сошел с ума, коль смог так легко взять и пролить благородную кровь!
Герцог съежился в кресле, но его уже душила ярость.
— Ты понимаешь, с кем ты говоришь?
— С тираном, считающим себя самым мягкосердечным правителем Италии, которому недостает мудрости осознать, что он своими руками раскачивает свой трон. Ты не подумал о том, что можешь спровоцировать восстание? Ведь ты совершил убийство! Да, герцоги в Италии частенько прибегают к этому средству, но ты сделал это уж слишком откровенно!
— Я не боюсь бунта, — уверенно ответил Джан Мария. — Командование охраной я передал Мартину Армштадту, он нанял отряд из пятисот швейцарских ландскнехтов, ранее служивших в Перудже Бальони.
— И на этом зиждется твоя безопасность? — Франческо пренебрежительно улыбнулся. — Доверить охрану трона иностранным наемникам, которыми тоже командует иностранец!
— Меня охраняют не столько они, сколько милосердие Божье, — последовал благочестивый ответ.
— Ха! — Франческо терпеть не мог лицемерия. — Завоюй доверие своих подданных. Постарайся, чтобы они стали твоей защитой.
— Ш-ш-ш! — прошептал герцог. — Не богохульствуй. Да разве не этому я посвятил всю свою жизнь? Я живу ради моих подданных. Но, клянусь душой, они требуют от меня слишком многого, когда просят умереть за них. И если я воздам по заслугам тем, кто покушался на мою жизнь, как воздал предателям, о которых ты говоришь, кто меня осудит? Уверяю тебя, Франческо, попади мне в руки двое сбежавших, и я поступлю с ними точно так же. Клянусь Богом, так оно и будет! Что же касается человека, которого они прочили на мой трон… — Жестокая улыбка, искривившая губы герцога, была красноречивее его слов. — Интересно, кто бы это мог быть? Я поклялся, что, если небеса помогут мне его разыскать, я целый год буду каждую субботу ставить свечу в Санта-Фацко и поститься перед всеми праздниками. Кто… кто он, Франческино?
— Откуда мне знать? — Граф постарался уйти от прямого ответа.
— Тебе известно многое, дорогой мой Чекко. У тебя прозорливый ум, тем более в делах политики. Скажи, они могли обратиться к герцогу Валентино?
Франческо покачал головой.
— Если Чезаре Борджа пожелает захватить твое герцогство, он обойдется без заговора. Придет со своей армией, а ты почтешь за благо отдать ему корону.
— Боже и все святые, защитите меня! — воскликнул Джан Мария. — Ты говоришь так, будто его армия уже идет на Баббьяно.
— Вот об этом и давай поговорим. Поверь мне, такое очень даже возможно. Прислушайся к моим словам, Джан Мария! Я приехал из Аквилы не для того, чтобы позавтракать с тобой. Эту неделю у меня гостили Фабрицио да Лоди и Фанфулла дельи Арчипретти.
— У тебя? — И без того маленькие глазки герцога превратились в щелочки. — У тебя? — Он пожал плечами и развел руками. — Фу! Вот, оказывается, как может ошибиться такой неискушенный человек, как я. Видишь ли, Фрапческо, узнав об их отсутствии после злополучной ночи, я было решил, что они тоже участвовали в заговоре.
Джан Мария потянулся к сотам с медом.
— Во всем герцогстве не найти более верных тебе сердец, — последовал ответ. — Их привел ко мне страх за судьбу Баббьяно.
— Ага! — На бледном лице Джана Марии появился интерес.
И тут граф Аквильский пересказал герцогу Баббьяно все то, что говорил ему в пастушьей хижине Фабрицио да Лоди. Об угрозе, исходящей от Борджа, о полной неготовности к сопротивлению, о пренебрежительном отношении Джана Марии к дельным советам. Отсюда, подвел он итог, и брожение в умах его подданных, и жгучее желание исправить положение. Когда он закончил, герцог, забыв о еде, долго смотрел в тарелку.
— Не правда ли, Франческо, это так просто, заявить человеку: «Это не так. И это не так». Но кто, скажи на милость, поможет мне все наладить?
— Если ты согласен, то это мог бы сделать я.
— Ты? — воскликнул Джан Мария. На его обрюзгшем лице отразилось негодование. — И как же, дорогой кузен, ты намерен все наладить?
В тоне герцога слышалась насмешка.
— Я бы поручил сбор налогов мессеру Деспальо, ограничил бы расходы на содержание дворца, а вырученные деньги направил на создание собственной армии. Я обладаю некоторым опытом военачальника, это могут подтвердить многие из правителей. Я возглавлю твою армию, заключу договоры с сопредельными государствами, и они, поняв, что мы вооружаемся, увидят в пас силу, с которой надобно считаться. Человек строит дамбу, пытаясь остановить ревущий поток, а я попытаюсь организовать оборону, способную противостоять армии Борджа. Назначь меня своим гонфалоньером[3], и через месяц я скажу тебе, смогу я спасти твое герцогство или нет.
3
Высший чиновник управления или главнокомандующий в средневековых итальянских городах-республиках.