Он попытался изобразить улыбку.
— Уважаемый, с таким благородным господином я готов выпить хоть целый бочонок.
— Так вы согласны? — на всякий случай переспросил Гонзага.
— Конечно, клянусь Бахусом! Мы будем пить, пока в вашем кошельке не останется ни одной монетки или в таверне кончится вино.
Гонзага кликнул Лучано и попросил кувшин лучшего вина. Пока хозяин таверны бегал за ним, уселся напротив великана. Пауза затягивалась, и первым заговорил Гопзага:
— Холодная сегодня ночь.
— Юпоша, у вас, должно быть, помутилось в голове, — ответствовал великан. — Ночь, наоборот, очень теплая.
— Я же сказал — холодная. — Гонзага не привык, чтобы ему противоречили те, кто был ниже его по происхождению. К тому же ему хотелось и самоутвердиться.
— Значит, вы ошиблись, — с ухмылкой возразил великан, — Ибо я уже поправил вас, указав, что ночь сегодня теплая. Святые ангелы! Я не привык к тому, чтобы со мной спорили, милый красавчик, даже если склоны Везувия белы от снега.
Лицо Гонзаги стало пунцовым, и лишь появление у стола Лучано с кувшином вина спасло его от резкой реплики, которая могла привести к нешуточной ссоре. Но от одного вида кувшина великан разом успокоился.
— За долгую жизнь, ненасытную жажду, большой кошелек и короткую память! — провозгласил он тост, толковать значение которого Гонзага не решился. Выпив чашу до дна, поставил ее на стол, утерся рукавом. — Кажется, я еще не узнал, чьим обществом наслаждаюсь в сей час?
— Вы слышали о Ромео Гонзаге?
— Гонзага — фамилия известная, но вот о Ромео Гонзаге слышать не доводилось. Так это вы?
Гонзага кивнул.
— Благородная семья, — тоном своим великан подчеркивал, что и он не простолюдин. — Позвольте представиться и мне. Эрколе Фортемани. — И столько гордости было в его голосе, словно представлялся сам император.
— Грозная фамилия, — не без нотки удивления отметил Гопзага. — И как благородно звучит.
Великан внезапно разозлился.
— А в чем дело? — взревел он. — Говорю вам, фамилия моя грозная и благородная, как и я сам. Дьявол! Разве это не видно с первого взгляда?
— Но я и не ставил под сомнение ваши слова, — пролепетал Гонзага.
— Естественно, иначе бы вы уже покинули этот свет, мессер Гонзага. Но вы подумали об этом, и я склоняюсь к тому, чтобы доказать вам, что даже такие мысли не остаются без последствий.
Уязвленная гордость подвигла великана на длинный монолог.
— Так знайте же, мессер, перед вами капитан Эрколе Фортемани. В этом звании я служил в армии папы. Я сражался за Пизу под началом Бальони из Перуджи. Я командовал сотней кавалеристов в знаменитой наемной армии Джаннони. Я воевал с французами против испанцев и с испанцами против французов. Я был капитаном и в войсках Чезаре Борджа, и короля Неаполя. Теперь, юноша, вам, должно быть, понятно, с кем вы имеете дело, и если имя мое не сияет огненными буквами над всей Италией, то причина тому одна — славу моих побед присваивали те, кто меня нанимал!
— Да вы просто герой, — всю эту ложь Гонзага воспринял за чистую монету. — Сколь же велики ваши боевые заслуги!
— Заслуги, конечно, есть. Их достаточно для того, чтобы вновь получить место наемника. Но великими их назвать нельзя. То удел полководцев.
— Думаю, что не след нам спорить об этом, — примирительным тоном ответил Гонзага, опасаясь очередного взрыва ярости.
Но не тут-то было.
— Кто говорит, что не будем? — ощерился великан. — Кто помешает мне, ежели я захочу спорить? Отвечайте! — Он приподнялся из-за стола, распираемый гневом. — Но полно! — И успокоился, словно по мановению волшебной палочки. — Как я понимаю, вас привлек сюда не блеск моих прекрасных глаз и не великолепие моего наряда. — Он приподнял полу своего изодранного плаща. — И вино вы заказали не потому, что вам не с кем выпить. Наверное, вы хотите меня о чем-то попросить.
— Вы абсолютно правы.
— Для этого не нужно большого ума, клянусь Господом! — усмехнулся Эрколе, но тут же лицо его посуровело, он понизил голос до шепота: — О чем пойдет речь, мессер Гонзага? Если вы желаете, чтобы я перерезал кому-то глотку, или намерены предложить мне какое-нибудь грязное дельце, советую поостеречься, если вам дорога собственная шкура, и поскорей убраться отсюда.
Руки Гонзаги взметнулись вверх, протестуя против столь чудовищного предположения.
— Мессер, мессер, да как такое могло прийти вам в голову? — пылко воскликнул он, обрадовавшись тому, что выбранный им головорез не растерял последние остатки совести. И действительно, как можно поручать охрану замка отъявленному бандиту, не в грош не ставящему человеческую жизнь. — У меня есть для вас дело, но уж, конечно, я не собирался просить вас подстеречь в темном углу кого-то из моих недругов. Нет, задумка у меня посерьезнее, и я чувствую, что вы — именно тот человек, который мне нужен.
— Тогда хотелось бы узнать подробности, — пробурчал Эрколе.
— Сначала я хочу, чтобы вы дали слово сохранить мое предложение в тайне, если сочтете его унизительным для себя или же оскорбляющим ваше достоинство.
— Ад и Сатана! Да любой труп будет болтливей, чем я!
— Отлично. Можете вы нанять двадцать крепких парней для охраны крепости? Полное довольствие и жалованье, в четыре раза выше жалованья обычного наемника, гарантируются. По времени наше предприятие займет несколько недель. При этом вполне возможно, что им придется вступить в бой с войсками герцога.
Щеки Эрколе так раздулись, что Гонзага испугался, а не лопнут ли они. Но тот лишь шумно выдохнул.
— Так вы все-таки намерены нарушить закон! Да или нет?
— Пожалуй, что да, — признал Гонзага. — В некотором смысле. Но риск невелик.
— И больше вы мне ничего не скажете?
— Боюсь, что нет.
Эрколе осушил вторую чашу, поставил ее на стол, склонил голову, глубоко задумавшись. Гонзага начал терять терпение.
— Вы мне поможете? Найдете этих людей?
— Если бы вы рассказали поподробнее, что за служба потребуется от меня, я бы нашел вам и сотню.
— Как я уже упомянул, мне требуется двадцать человек.
Эрколе почесал свой длинный нос.
— Пожалуй, что найду. Но парни нужны отчаянные, уже нарушившие закон, которые не боятся добавить еще малую толику к своим прегрешениям, ибо за семь бед — один ответ. Когда они вам нужны?
— Завтра вечером.
— Дайте подумать… — Эрколе начал загибать пальцы, погрузившись в расчеты. — Десять или двенадцать человек я соберу за два часа. Что же касается двух десятков… — Вновь он задумался, затем вскинул голову. — Сначала я хочу услышать, сколько вы заплатите мне за то, что я, не задавая лишних вопросов, соглашусь участвовать в вашем предприятии, возглавляя нанятый вами отряд.
Лицо Гонзаги вытянулось.
— Но я намеревался взять командование на себя.
— Святой Боже! — Похоже, Эрколе представил этого дворцового щеголя во главе его головорезов. — У меня нет возражений, но тогда сами их и ищите. Спокойной ночи! — И помахал рукой на прощание.
Для Гонзаги жест этот означал катастрофу. Где он мог найти двадцать человек? Задача непосильная, в чем он честно и признавался.
— Тогда послушайте, господин хороший, — последовал ответ. — Дело обстоит следующим образом: если я предложу моим друзьям участвовать в одном дельце, подробности которого сохраню в тайне, при условии, что командовать ими буду я, деля с ними возможный риск, то к завтрашнему утру, несомненно, наберу двадцать человек. Они согласятся, потому что доверяют интуиции и опыту Эрколе Фортемани. Но предложи я им заняться неизвестно чем под началом неизвестно кого… Едва ли такое вообще возможно.
С вескостью последнего довода Гонзага не мог не согласиться. И, недолго думая, предложил Эрколе пятьдесят золотых флоринов сразу плюс по двадцать за каждый месяц службы. И Эрколе, который, служа наемником, не получал и десятой доли, едва сдержался, чтобы не броситься на шею сидящему перед ним Гонзаги и не расцеловать его.