«Чудовище озера Оужалинс (Шотландия) существует».
— После этого ты не будешь говорить мне, что блефовал, понял, болван! — орет Берю.
Я раздраженно пожимаю плечами и продолжаю чтение.
«Сегодня утром первые рыбаки, которые шли по берегу Оужалинс Лох, были поражены, обнаружив, лежащее в зарослях камыша ужасное животное, как будто вышедшее прямо из доисторических времен и принадлежащее, очевидно, к семейству ящеров. От головы до хвоста животное имеет двадцать два метра, У него есть спинной плавник и атрофированные лапы, как у крокодила. Оно было убито восемью пулями из револьвера, легшими кучно, калибр 7,65 мм французского производства. Лондонский музей естественной истории предлагает тысячу фунтов компенсации человеку, который совершил этот уникальный подвиг».
Я поднимаю голову, восхищенно глядя на Берю.
— А тысяча фунтов, это — много? — мягко спрашивает он меня.
Герберт Уэллс
ПОЛЛОК и ПОРРО
Окруженная болотами деревушка на берегу речной лагуны за полуостровом Тэрнер — вот где Поллок впервые повстречал порро. Женщины этой страны славятся своей красой. Это представительницы народности галлина с примесью европейской крови, которая влилась в жилы их предков во времена Васко да Гамы и английских работорговцев. Благородная стать порро, возможно, тоже в какой-то степени объясняется присутствием кавказской крови (забавно думать, что кое у кого из нас есть дальние родственники, которые занимаются людоедством на острове Шербро или совершают разбойничьи набеги в компании софов).
Как бы там ни было, порро пронзил сердце женщины кинжалом, будто какой-нибудь заурядный итальяшка из низших сословий, и едва не прикончил самого Поллока. Но тот сумел парировать револьвером молниеносный выпад, имевший целью поразить его дельтовидную мышцу, выбил у нападавшего железный кинжал и выстрелом ранил его в руку.
Поллок пальнул еще раз, но промазал, и пуля вышибла весьма некстати подвернувшееся окно хижины. Порро сделал кувырок в дверях и, прикрыв голову руками, бросил на Поллока быстрый взгляд. Перед глазами англичанина мелькнуло искаженное лицо, залитое светом вечернего солнца, и мгновение спустя он остался один. После волнующего приключения, которое заняло куда меньше времени, чем рассказ о нем, Поллока мутило и трясло.
Женщина была мертвее мертвой. Удостоверившись в этом, Поллок подошел к дверям хижины и выглянул наружу. Все вокруг ослепительно сверкало. Полдюжины носильщиков, обслуживавших экспедицию, сгрудившись, стояли возле отведенных для них зеленых хижин и пялились на Поллока, гадая, что означает вся эта пальба. За их спинами вдоль берега тянулась широкая полоса черного ила со стоящими вплотную друг к дружке плотами из папируса и камыша, а дальше за ними виднелись свинцовые воды реки. На противоположном берегу потока смутно маячили в синей дымке заросли ризофоры. В деревушке, состоявшей из приземистых хижин, обнесенных изгородью, которая была лишь чуть-чуть выше, чем тростник на поле, не наблюдалось никаких признаков тревоги.
Поллок опасливо вышел из хижины и зашагал к реке, время от времени оглядываясь через плечо. Но порро исчез. Тем но менее Поллок нервно сжимал в ладони рукоять револьвера.
Один из носильщиков пошел навстречу, на ходу указывая рукой в сторону кустов за хижиной, в которых скрылся порро. Поллок пребывал в досадном убеждении, что выставил себя круглым дураком; он был и огорчен, и взбешен тем, как обернулось дело. А ведь еще придется рассказать обо всем Уотерхаузу, высоконравственному, достойнейшему, осторожному Уотерхаузу, который наверняка отнесется к этой истории очень серьезно. Поллок с горечью проклял свое невезение, Уотерхауза и особенно — западное побережье Африки. Ему осточертела эта экспедиция, а тут еще в глубине сознания свербила мысль: где это его носит.
Поллока нимало не расстроило только что совершенное убийство. За последние три месяца он видел столько зверств, столько мертвых женщин, сожженных хижин и иссыхающих скелетов, оставленных конницей софов выше по течению реки Киттам, что чувства его притупились. И беспокоила лишь уверенность в том, что случившееся сегодня — только начало.
Поллок злобно обругал чернокожего, рискнувшего обратиться к нему с вопросом, и вошел в палатку, разбитую под апельсиновыми деревьями. В палатке лежал Уотерхауз. Поллок испытывал отчаяние сродни тому, которое чувствует мальчишка на пороге кабинета директора школы.
Уотерхауз еще дрых после очередного приема левомицетина, и Поллок опустился на стоявший рядом с ним ящик. Раскурив трубку, он стал дожидаться пробуждения Уотерхауза. Вокруг валялись горшки и орудия труда, которые Уотерхауз собрал в племенах менде и теперь паковал, чтобы переправить на каноэ в Сулиму.
Наконец Уотерхауз проснулся и, потянувшись, рассудил, что вновь чувствует себя прекрасно. Поллок принес ему чаю и поведал об утренних событиях, предварительно малость походив вокруг да около. Уотерхауз отнесся к услышанному даже серьезнее, чем он ожидал. Он не просто осудил Поллока, а набросился на соотечественника с бранью и оскорблениями:
— Вы — один из тех чертовых дурней, которые вовсе не считают чернокожих за людей. Стоит захворать на один день, и вы тотчас же впутываетесь в какую-нибудь грязную историю. За последний месяц вы уже в третий раз схлестнулись с туземцами, а теперь еще сделались мишенью их мщения. Порро! Они и так уже имеют на вас зуб из-за того, что вы начертали свое дурацкое имя на фигурке их божка. А порро — самые мстительные дьяволы на всем белом свете! Вы позорите цивилизованных людей! А еще из хорошей семьи, подумать только! Да чтоб я еще раз связался с таким тупым, порочным и сопливым мужланом…
— Спокойно! — зарычал Поллок тоном, от которого Уотерхауз неизменно впадал в бешенство. — Спокойно!
Сначала Уотерхауз утратил дар речи, йотом вскочил на ноги.
— Слушайте, Поллок, — заявил он, не без труда обретая способность нормально дышать, — вы должны уехать домой. Тут я вас больше не потерплю. Я и так уже весь больной из-за вас.
— Вам нет нужды рвать на себе волосы, — ответил Поллок, уставившись в пространство. — Я охотно уеду отсюда.
Уотерхауз немного успокоился и присел на походный стул.
— Очень хорошо, — проговорил он. — Я не хочу ссориться с вами, Поллок, но вы понимаете, что, когда из-за таких столкновений рушатся все планы, это чертовски раздражает. Я поеду с вами в Сулиму, чтобы убедиться, что вы взошли на борт корабля в целости и сохранности…
— Не нужно, — заявил Поллок. — Я и один доберусь отсюда до Сулимы.
— Нет, далеко вы не уедете, — возразил Уотерхауз. — Вы не осознаете, что значит эта история с порро.
— Почем мне было знать, что эта женщина принадлежит порро? — с горечью воскликнул Поллок.
— А ведь так оно и было, — ответил Уотерхауз, — и тут уж ничего не поделаешь. «Я и один доберусь!..» Нет, право! Интересно, что они с вами сотворят? Вы, похоже, не понимаете, что этот мошенник порро — здешний правитель. Он тут и закон, и вера, и конституция, и колдовство, и врачевание… Порро назначают вождей племен. Инквизиция в ее лучшие времена в подметки не годилась этим ребятам. Возможно, ваш порро науськает на нас Авахале, местного вождя. Нам повезло, что паши носильщики из парода менде. Придется перебазироваться… Будьте вы неладны, Поллок! Да, разумеется, вам надлежит постараться избежать встречи с ним в пути.
Уотерхауз задумался, но в мыслях его царил хаос. Наконец он поднялся и взял ружье.
— Я бы на вашем месте спрятался куда-нибудь, — бросил он через плечо, выходя на улицу. Пойду разузнаю, что к чему.
Поллок остался сидеть в палатке в глубокой задумчивости.
— Мой удел — цивилизация, — грустно сказал он себе, набивая трубку. — Поэтому, чем скорее я попаду в Лондон или Париж, тем лучше.
Его взгляд упал на запечатанный короб, в который Уотерхауз сложил отравленные стрелы без оперения, купленные в стране менде.