— Вполне возможно, — участливо сказал тот, сдавая карты. — Порро — удивительный народ.
В тот день Поллок убил двух змей, забравшихся в гамак, и наблюдал необычайный прирост полчищ рыжих муравьев, которыми кишели дом и двор. Все это преисполнило его решимости обсудить дело с одним головорезом из народа менде, с которым он уже имел случай встретиться раньше. Головорез показал Поллоку маленький железный кинжал и научил бить им в шею, от чего англичанина бросило в дрожь. В ответ Поллок пообещал надарить менде двустволку с затвором, украшенным резьбой.
Вечером, когда Поллок и Переа играли в карты, в дом вошел головорез, неся в руках какой-то окровавленный узелок из местной материи.
— Не здесь! — воскликнул Поллок. — Только не здесь!
И все же он не успел остановить туземца, которому не терпелось увидеть, как англичанин выполняет свои обязательства по заключенной между ними сделке. Менде развернул лоскут и бросил на стол голову порро. Она свалилась на пол, оставив на картах багровую полосу, и закатилась в угол, где и застряла макушкой вниз, устремив на Поллока тяжелый взгляд горящих глаз.
Когда голова упала на карты, Переа подпрыгнул и в страшном волнений затараторил по-португальски. Менде поклонился, сжимая в руке кровавую тряпку.
— Ружье! — воскликнул он.
Поллок неотрывно смотрел на голову в углу. На мертвом лице было точно такое же выражение, какое он видел в своих кошмарных снах. Ему показалось, что в мозгах что-то щелкнуло.
Наконец Переа вновь обрел способность изъясняться по-английски.
— Его убили по вашему наущению? — спросил он. — Вы не сами это сделали?
— Почему я должен был делать это сам?
— Но теперь он не сможет снять его?
— Что снять?
— И все карты испорчены!
— Что значит «снять»? — снова спросил Шллок.
— Вы должны прислать мне из Фритауна новую колоду.
— Но что значит «снять»?
— Это просто суеверие. Я уж и запамятовал. Ниггеры говорят, если колдуны… а он был колдуном… Но все это чепуха… Вы должны были либо заставить порро снять заклятье, либо убить его своими руками. Хотя, все это глупости.
Поллок тихо чертыхнулся, по-прежнему не отводя глаз от головы в углу.
— Не могу вынести этот взгляд, — сказал он и, внезапно бросившись к голове, ударил ее ногой. Голова откатилась на несколько ярдов и остановилась в том же положении, что и раньше, макушкой вниз; глаза все так же смотрели на него.
— Вот урод, — молвил британец португальского происхождения. Тот еще урод. Они кромсают себе физиономии маленькими ножичками.
Поллок хотел еще раз ударить по голове, но тут менде коснулся его плеча.
— Ружье, — повторил он, нервно глядя на свой трофей.
— Два ружья, если ты унесешь прочь эту чертову штуковину, — сказал Поллок.
На это менде, качая головой, заявил, что ему полагается только одно ружье, которого вполне достаточно, и он примет его с огромной благодарностью.
Поллок убедился, что менде не проймешь пи лестью, ни угрозами. У Переа нашлось ружье, которое он готов был уступить втридорога, и в конце концов менде отбыл восвояси с этим ружьем. Глаза Поллока против его воли обратились к страшному предмету в углу.
— Интересно, почему голова все время стоит вверх тормашками? — с нервным смешком спросил Переа. — Должно быть, мозги у него были такие же тяжелые, как свинцовые грузила, которые кладут в те маленькие фигурки, чтобы они все время стояли торчком. Когда будете уезжать, прихватите эту башку с собой. Впрочем, можете хоть сейчас ее уносить. Все карты испорчены! Во Фритауне есть один парень, у которого можно купить новые. А в комнате какая грязища! Вы должны были сами убить его.
Поллок собрался с духом и поднял с пола голову, намереваясь подвесить ее на крюк для лампы в своей комнате и тотчас же вырыть могилу. Ему казалось, что он подвесил голову за волосы, но, по-видимому, это было не так, потому что, когда Поллок, выкопав яму, вернулся за ней, голова болталась на крюке макушкой вниз.
На закате он похоронил ее к северу от отведенной для него хижины, чтобы, возвращаясь ночью от Переа, не проходить мимо могилы. Прежде чем лечь спать, Поллок убил двух змей, а в самый темный час ночи вдруг вздрогнул и проснулся. Что-то скреблось и постукивало по полу. Поллок тихонько сел ц нащупал под подушкой револьвер. Послышался сдавленный рык, и англичанин выстрелил на звук. Раздался визг, и в окутанном синей дымкой дверном проеме мелькнула темная тень.
— Собака! — пробормотал Поллок, вновь принимая лежачее положение.
На рассвете он проснулся опять и почувствовал странное беспокойство. Снова эта тупая боль в костях. Какое-то время он лежал, глядя на потолок, покрытый колышущейся шубой из рыжих муравьев, а когда немного рассвело, перегнулся через край гамака и увидел на полу что-то темное. Поллок вздрогнул так сильно, что выпал из гамака.
Он приземлился в каком-нибудь ярде от головы порро. Ее откопала собака, и нос был ужасно расплющен. Голову облепили муравьи и мухи. По странной случайности она по-прежнему стояла на макушке, а в перевернутых глазах было все то же дьявольское выражение.
Некоторое время Поллок в оцепенении созерцал это жуткое зрелище. Потом поднялся, обошел вокруг головы и выбрался из хижины. Ясный свет зари, шелест листьев, колеблемых стихающим ветерком с суши, пустая яма, испещренная следами собачьих лап, — все это немного развеяло его тяжкие думы.
Переа он преподнес историю о ночном приключении как шутку, но рассказывал ее с побелевшими губами.
— Не надо было вам пугать собаку, — сказал Переа с явно притворной веселостью.
Следующие два дня до прибытия парохода Поллок провел в поисках более надежного места захоронения своего страшного трофея. Подавляя отвращение, он взял голову, отнес к устью реки и бросил в море, но она каким-то чудом не стала добычей крокодилов, и ее вынесло приливом на илистый берег чуть выше по течению. Тут голову нашел неплохо образованный мулат из Аравии и предложил Поллоку и Переа купить ее в качестве диковинки. Это произошло перед самым наступлением ночи. Туземец околачивался вокруг весь вечер, все больше снижая цену. Наконец, заметив явный страх, в который его товар повергает обоих белых ученых мужей, продавец и сам испугался и отбыл восвояси. Проходя мимо хижины Поллока, он подбросил свою ношу внутрь в надежде, что наутро англичанин обнаружит голову.
Тут уж Поллок впал в совершенное неистовство. Он вознамерился предать голову огню. Выйдя из дома на заре, он сложил из хвороста большой погребальный костер. В разгар работы до него донесся гудок маленького колесного парохода, проплывавшего меж песчаных наносов в устье реки. Суденышко совершало очередной рейс из Монровии в Батхерст.
— Благодаренье Господу! — благочестиво воскликнул Поллок, когда до него дошло, что означает этот звук. Дрожащими руками он торопливо запалил охапку хвороста, бросил на нее голову и пошел паковать свой чемодан и прощаться с Переа.
После полудня Поллок с чувством безграничного облегчения смотрел, как плоские болотистые берега Сулимы исчезают вдали. Брешь в длинной стене морского прибоя делалась все уже и уже. Казалось, она затягивалась, отсекая Поллока от источника всех его бед. Страх и волнение мало-помалу оставляли его. В Сулиме вера в зловредность чар порро прямо-таки витала в воздухе; сам Поллок ощущал их присутствие, и ощущение это пронизывало его насквозь, повергало в ужас, наполняло зловещим предчувствием. Теперь обиталище порро представлялось ему маленьким клочком земли между морем и окутанными дымкой горами Менде.
— Прощай, порро! — проговорил Поллок. — «Прощай», а не «до свидания»!
Капитан парохода подошел к Поллоку, стал рядом и облокотился о поручень. Он пожелал англичанину доброго вечера и сплюнул в пену, взбиваемую колесом судна.
— Удачный рейс, — сказал он. — Я тут нашел на берегу одну диковинку. Впервые вижу, чтобы по эту сторону Индии делали такие вещи.
— Интересно, что бы это могло быть? — полюбопытствовал Поллок.
— Отрезанная голова, — отвечал капитан.
— Что?! — вскричал англичанин.
— Голова. Прокопченная голова порро, вся разукрашенная шрамами. Эй, что это с вами? Ничего страшного? Не сказал бы, что вы из слабонервных. Да у вас физиономия позеленела, никудышный вы мореход, черт возьми! Так вот, странная она какая-то голова эта. Я храню ее в чане со спиртом вместе со змеями у себя в каюте. У меня есть специальный жбан для всяких диковин. И голова эта плавает макушкой вниз, чтоб мне в петле болтаться! Эй!