— Нет, доктор, вы не можете себе это представить, ведь я произношу кусок за куском, мысль за мыслью, а не все сразу, единым потоком. Понимаете, все эти обрывки громоздятся друг на друга, фразы торчат в разные стороны, как колья, пики, винтовки со штыками или что-то в этом роде. Вы должны понять, что фактор расстояния имеет, несомненно, решающее значение: за пределами пятнадцати-шестнадцати футов я не воспринимаю, но вот в круге этих пятнадцати или шестнадцати футов на меня обрушивается все сразу…
— Я понимаю, — сказал Кабат. — Это, должно быть, очень тяжело.
Оба помолчали.
— И все же наверняка бывало так, что эта способность оказывалась для вас полезной, — наконец предположил доктор Кабат. — Взять хотя бы тот пример, о котором мы упомянули — с девушкой. Вы знали, что добьетесь успеха, хотя она и говорила «нет».
— Это верно, — согласился Хэкет. — Пока такие вещи случались время от времени, я ничего не имел против. Мне даже нравилось. Но меня пугает, что это учащается.
— Я думаю, способность воспринимать чужие мысли очень пригодилась бы в бизнесе, — сказал доктор Кабат. — Кстати, чем вы занимаетесь?
— Торгую автомобилями. Я начал разъездным продавцом и, конечно, всегда знал, кто просто приценивается, а кто действительно хочет купить. Так что я зарабатывал кучу денег и через два года откупил все дело. Теперь у меня целая сеть агентств вдоль Восточного побережья: «фольксвагены», «рено», «ягуары» и прочее — только хорошие марки. Моя способность, как вы это называете, действительно явилась большим преимуществом в бизнесе, но сейчас у меня денег больше чем достаточно. Но я не хочу быть крупным магнатом — меня не интересуют все эти отели, пароходы, нефть и прочая ерунда. Я думаю, люди, которые хотят этим завладеть — больные, гнилые внутри, с какой-то червоточиной. — Он выпрямился в кресле. — Послушайте, доктор Кабат, — я был всем доволен, пока, месяца три назад, не начал слышать все больше и больше. В дальнейшем может случиться что-нибудь похуже.
— Как вас понимать — похуже?
Хэкет медленно кивнул и откинулся на спинку кресла.
— Да, если это действительно случится, мне придется убить себя, а я думаю, что это уже началось: мне кажется, увеличивается радиус моего восприятия. Я говорил, что предел — пятнадцать-шестнадцать футов. Ну вот вчера я гулял в Центральном парке — это, знаете ли, очень удобное для меня место, много пустого пространства — и сел на скамейку у пруда. Через некоторое время подошел полицейский и постоял с минуту, глядя на воду. Я начал воспринимать его мысли и ничего в общем необычного в этом не усмотрел — он фантазировал, как один из сыновей майора Вагнера будет кататься здесь зимой на коньках и провалится в воду, а он его вытащит, и его тут же произведут в детективы первого разряда; чушь всякая… А потом он ушел, и до меня стало понемногу доходить, что он стоял далековато от моей скамьи… Я встал и измерил расстояние шагами — получилось восемнадцать футов, если не девятнадцать, ну а потом я кое-что сопоставил и понял, что круг моего восприятия расширился… Если и дальше так пойдет, скоро я буду слышать мысли на расстоянии в полмили, а вы понимаете, что никакой мозг этого долго не вынесет, и я умру. Вы представьте себе на минуту, что получится, если стоять, скажем, у клумб в Радио-сити и воспринимать каждую мысль в окружности радиусом полмили, тысяч сто человек получится, я думаю, и все до одного только и делают, что думают всякую чушь, потому что даже самый набитый дурак и тот думает, а от того, что он думает, у буйвола может шерсть встать…
Глаза Хэкета широко раскрылись, веки вздернулись, как резко поднятые оконные шторы, он обхватил голову руками и стал раскачиваться взад-вперед.
Доктор Кабат пристально смотрел на него, и его рука медленно тянулась к среднему ящику стола. В этом ящике слева он держал набор транквилизаторов — от совсем легких, чуть сильнее аспирина, до таких, что могли бы успокоить разъяренного быка, а справа — кастет. Никогда не знаешь заранее, что может понадобиться. Не успел он решить, выдвинуть ли ему ящик, как Хэкет вскочил и выбежал из кабинета. Кабат услышал, что он кричит в коридоре, и сам подбежал к двери. «Мадам! Мадам! Одну минуту… Что у вас в руках? Что это?» — вопил Хэкет.
Кабату не удалось догнать Хэкета в коридоре — его пациент уже стоял в холле у открытого лифта и разговаривал с кем-то, кто был внутри. Потом Хэкет повернулся и пошел обратно, и его тусклые глаза были глазами идущего на виселицу. Задев плечом Кабата, он вернулся в кабинет и тяжело опустился в кресло.