Неожиданно Игорь почувствовал, что завидует Шаху. Тот, ничего не делая, одними лишь словами заставил девчонку подчиниться ему и выполнять даже то, что ей явно не нравилось.
Лада отщипнула крючки, и бюстгальтер, который она не успела подхватить, упал к ее ногам. Продолжая топтаться на месте Лада наступила на него.
— Хватит!
Шах встал. Стал медленно стягивать с себя брюки. Кивнул Ладе в сторону дивана.
— Ложись.
— Ты что…
Должно быть других слов для возражения у нее не находилось. Однако повторять требование Шаху не пришлось. Встретившись с ним глазами, Лада вдруг опустила голову, послушно шагнула к дивану, села на него, потом улеглась, вытянув ноги.
— Ты будешь? — Шах спросил Игоря с презрительной улыбкой — мол, знаю я вас, гнилую интеллигенцию.
Игорь промычал нечто бессвязное. Шах это истолковал по своему и весьма просто:
— Значит будешь. После меня. — Повернулся к Ладе. — Сыграем в трамвайчик, ты не против, детка?
Девчонка не ответила, только шмыгнула носом и закатила глаза. Шах подошел к ней, примериваясь. Что-то ему не понравилось, и он, голосом, просевшим от возбуждения, приказал:
— Раздвинься, дура! Чего зажалась?
Игорь, то и дело глотая слюну, стоял в изголовье дивана и во все глаза наблюдал за происходившим. Он вспотел, тяжесть свинцом залила подбрюшье, заставив закаменеть еще недавно безвольный шланг.
Не потребовалось и недели, чтобы Игорь стал полностью зависимым от наркоты, от Шаха, который ее покупал на его деньги, от Лады, беспрекословно удовлетворявшей похоть двух кобелей, подчинявшейся любым их желаниям, принимавшей самые изощренные позы, которые могло придумать воспаленное воображение…
Нары в каморке, где заперли Игоря, были жесткие, неудобные, и только зыбкие грезы качали его в дуревом полусне…
«Не место красит человека»…
Говорят, что пословицы рождены вековой народной мудростью. О приведенной выше этого не скажешь. Должно быть, сочинил ее человек, который вправе был сказать о себе: «Я не очень умный, зато здоровый».
Людей красит именно место.
Человек за рулем — водитель. Дурачок на троне — царь. Пьяница в митре у Царских врат алтаря — влады ко. Вор и мошенник в кресле генерального прокурора страны им и становится.
Нет, махнула народная мудрость насчет места, которое человека не красит!
С чего начинают великие свое вхождение во власть? С обустройства трона и кабинета. А как еще человек может показать другим, что он велик, что он вершитель судьб народа, если его рабочие апартаменты не велики, как крытый стадион, если их стены не покрывают мрамор, малахит, позолота, если мебель их не из красного дерева, инкрустированного слоновой костью, а на спинках стульев нет орла с державой и скипетром в крючковатых лапах?
Один из партийных деятелей сталинской плеяды некий Аношин, став секретарем областного комитета партии большевиков, в кабинете за своей спиной повесил не икону с изображением великого вождя народов, а собственный лик, писанный маслом.
Великому Сталину угодливые соратники вмиг доложили о таком кощунстве. Доложили и стали ждать, что же последует. А не последовало ничего. Сталин понял: Аношин — дурак, а дураков он не боялся. Тем более, что когда по его просьбе Аношина спросили, почему он повесил в кабинете свой портрет, а не парсуну вождя, секретарь обкома ответил:
— Входя ко мне коммунисты должны видеть представителя товарища Сталина секретаря обкома Аношина, даже если его в кабинете нет. А вот я обязан всегда видеть товарища Сталина, чистить себя под ним и плыть в революцию дальше.
В самом деле на стене напротив секретарского стола находился портрет вождя.
Губернатор области Леонид Викторович Немцев получил ключи областной власти из рук демократического президента. И тут же начал великие преобразования своего кабинета. Опытные московские архитекторы солидно потрясли бюджетные фонды области. Никто сейчас не скажет, сколько времени не получали зарплату врачи и учителя, пока рождался новый дизайн губернаторской обители. Потом тем же учителям и врачам еще несколько месяцев пришлось потерпеть с деньгами, пока планы преобразования резиденции губернатора воплощались в действительность.
Когда работу закончили, область получила право гордиться своим долготерпением. Новый кабинет украшал не только его хозяина — губернатора, но и всю область, которой он правил.