Наконец он отработал весь скопившийся «недосып» и проснулся окончательно, испытывая острый голод. Старушка по-прежнему была рядом, и Сергей понял, к своему ужасу, что не помнит ее имени. Та бабка, которая привела его сюда, как-то ведь назвала хозяйку, но он был тогда в таком состоянии, что почти ничего не слышал и не понимал.
– Вы кто? – без обиняков спросил он.
– Меня зовут Софья Илларионовна. Я тебя выхаживаю, – сообщила старушка спокойно и деловито.
– Давно?
– Шестой день пошел. Очень ты себя запустил, много в тебе всякой хвори. Но ты не беспокойся, все, что еще можно для тебя сделать, я сделаю. Тебя как зовут?
– Сережей.
– Ну вот и славно, – почему-то обрадовалась старушка. – Стало быть, Сережей. Очень хорошо. Есть небось хочешь?
– Очень, – признался Сергей.
– Сейчас принесу.
– Да не надо, – он откинул одеяло и попытался встать с кровати, – я сам.
– Куда сам? – насмешливо сказала Софья. – Ты ж два метра не дойдешь, свалишься. Не веришь – попробуй, только имей в виду, если на пол упадешь, так и останешься лежать, мне тебя не поднять, силы не те.
Он упрямо предпринял попытку встать, но тут же понял, что старушка права. Какие там два метра, он и одного шагу не сделает. Ничего себе болезнь его прихватила! Счастье, что жалостливая бабка подвернулась на его пути, а то так и валялся бы на холодной земле или на асфальте. А может, уже и не на асфальте, а в холодильнике морга.
Софья Илларионовна принесла из кухни протертый овощной суп и накормила его с ложки. Сережа и здесь пытался проявить самостоятельность, очень уж неудобно ему стало перед старой женщиной, но Софья, видно, не привыкла никого убеждать словами, а действовала через практический пример. Она молча дала ему ложку, и Сережа тут же убедился, что не может донести суп до рта. Рука дрожала, и ложка все норовила выпасть прямо на белоснежный пододеяльник.
Покончив с супом, она так же ловко и умело накормила его молочной рисовой кашей со сливочным маслом. Этот вкус напомнил Сереже детство, и он снова чуть не расплакался.
– Ты не стесняйся, – сказала Софья, заметив, что его глаза налились слезами, – это от болезни. Человек, когда тяжело болеет, становится душевно слабым, часто плачет. Это не стыдно. Окрепнешь, поправишься – и все пройдет.
– Вы – доктор? – догадался Суриков.
– Да нет, сынок, не доктор. Но болезнь могу вывести любую, кроме самых неизлечимых. Рак, например, не могу вылечить. И СПИД не могу.
Несмотря на слабость, Сергей расхохотался.
– СПИД? Откуда ж вы про СПИД-то знаете?
– Оттуда, откуда и все, – мирно улыбнулась старушка. – Ты ведь тоже СПИДом не болел, а знаешь про него. Газеты читаю, телевизор смотрю. Да и видела спидушных этих. Приводили ко мне как-то, просили помочь, если смогу. Я не смогла.
– Как же вы лечите, если не доктор? Колдуете, что ли?
– Зачем? В народной медицине от всех болезней средства есть, надо только их знать. Я знаю, потому и лечить умею.
– Откуда вы их знаете?
– Жизнь так сложилась. И не хотела бы, да пришлось.
Больше она в тот раз ничего не сказала. Через несколько дней Софья Илларионовна разрешила Сергею не только вставать, но и ходить минут по пятнадцать. Как только представилась возможность, он обошел всю квартиру и поразился царящим здесь убожеству и нищете. Бахметьева жила очень бедно, мебель кругом стояла старая, разваливающаяся, стол на кухне был покрыт клеенкой, до того протертой и прожженной в разных местах, что она казалась кружевной. Сережа даже испытал нечто вроде стыда за то, что свалился на голову человеку, живущему так скромно. Она, наверное, едва-едва себя прокормить может, а тут еще он со своими болячками.
Еще через две недели регулярного питья каких-то отваров, которые готовила для него Софья Илларионовна, Сергей Суриков полностью восстановился. Пора было уходить из гостеприимного дома. А уходить не хотелось. Здесь было тепло, чисто и надежно. Он все искал слова, чтобы завести с Софьей разговор о своем уходе. Но она начала первой.