— Ошибаетесь.
— Вот как?
— Всю жизнь вы где-то работали, заполняли анкеты, писали статьи и автобиографии, на вас составляли объективки.
— И доносы.
— Наверное, и доносы, — согласился Фризе. — Вы присутствовали на заседаниях и советах. И каждые пять лет учреждение, в котором вы служили, сдавало документы в архив. Их заставляли это делать.
— Я как-то не принял это в расчет. Но люди, которых я нанял, искали материалы, относящиеся не ко мне, а к моим предкам.
Фризе не раз уже слышал такие фразы, как «я нанял», «я уволил», «я отказался платить». Почти привык к ним. Но всякий раз, слыша их, огорчался. Испытывал чувство досады. Знал: еще годик-два — и это чувстве пройдет. Но пока никак не мог от него отделаться.
— Ваши предки были людьми заметными?
— По отцовской линии — все священнослужители. Последнего священника в роду, моего деда, в тридцатом году арестовали. Состряпали целое дело «истинно православных». Судили. Некоторые подробности, о которых я не подозревал, успел раскопать Леонид. Я знал лишь о том, что дед был арестован, выслан. И умер в ссылке…
Банкировские предки Владимира не интересовали. Но хочешь не хочешь ему предстояло познакомиться с ними в архиве. Чтобы войти в доверие к людям, с которыми общался Леонид Павлов. И ради этого изображать старательного исследователя пожелтевших манускриптов.
Поэтому Фризе довольно бесцеремонно прервал хозяина кабинета:
— Виктор Сергеевич, с этой минуты я начинаю отрабатывать свой гонорар. Времени упущено много. Поэтому — к делу.
— Слушаю вас. — Банкир насупился. Наверное, не привык к тому, что-бы его прерывали.
— Мне понадобится от вас доверенность для работы в архиве… — Фризе перечислил необходимые документы.
Через пятнадцать минут он уже вышел из банка, вооруженный до зубов справками, требованиями, запросами. Бумажками, без которых ни один опытный штурман не отправится в плавание по морям бюрократии.
Фризе чувствовал себя крошечным муравьем, которому надо поспеть добраться до своего муравейника. Контрольный срок — закат солнца. Лес незнаком и враждебен. Неизвестно, в какую сторону двигаться.
В детстве Владимир очень любил, когда мать читала ему эту сказку. Прислушиваясь к ясному, негромкому голосу, он чувствовал себя уютно и защищенно. И не пугался даже в самые драматические моменты.
Когда сказки читала мать, он знал, что муравьишка успеет юркнуть в муравейник. Что Синяя Борода будет наказан. Что Мальчик-с-пальчик найдет дорогу из темного леса.
А в те редкие вечера, когда книжки загробным голосом читал отец и увлекался так, что начинал подвывать, изображая собаку Баскервилей, маленький Фризе холодел от сладкого ужаса и забивался под одеяло с головой. В семье возникала напряженность, слышались сдержанные пререкания родителей о методах воспитания ребенка.
Отогнав воспоминания, Владимир вздохнул. Маленького муравьишку из книжки природа наградила могучим инстинктом. А как быть ему? В какую сторону податься?
Так бывало всегда, когда он начинал расследование.
Интуиция, которая так часто выручала его, до сих пор пребывала в спячке. Оcтавалось одно — впрягаться в нудную, кропотливую рутину сыска.
Уже после первого разговора с банкиром Владимир решил не связываться ни с прокуратурой, ни с уголовным розыском. Их нелюбовь к частным детективам он не раз испытывал на себе. Но, просматривая вырезки из газет, где сообщалось об убийстве журналиста Леонида Павлова, Фризе наткнулся на фамилию майора Рамодина, сотрудника уголовного розыска, который занимался этим делом.
С Рамодиным Владимир познакомился в прошлом году. Молодой энергичный старший оперуполномоченный немало посодействовал ему, когда Фризе распутывал неприятное, скользкое дело об убийстве председателя телерадиокомпании Паршина. С тех пор они, правда, ни разу не встречались, только время от времени переговаривались по телефону, но у Владимира остались теплые воспоминания о Рамодине. И главное — майор вызывал в нем ощущение надежности.
Он полистал записную книжку. Рядом с фамилией Рамодина были написаны несколько букв: «роз. ц. р.», что означало «уголовный розыск Центрального района», и два телефона. Отделения милиции и любовницы майора — Веры. Рамодин предпочитал, чтобы по серьезным вопросам Фризе поддерживал с ним связь через Веру.