За работой время летело незаметно, и когда Настя закрыла вторую папку, оказалось, что уже почти четыре. Надо бы поесть, но что? И где? На Петровке хоть столовая была, и буфет круглосуточно работал, а в этом особнячке пока ничего нет, кроме служебных кабинетов. Сотрудники либо приносят из дома бутерброды, либо ходят в ближайшее кафе. В кафе, конечно, кормят вкусно и за вполне разумные деньги, но ведь туда идти надо. А перед этим ещё и одеваться… Насколько Анастасия Каменская была неутомима в работе, если её можно было делать, не вставая из-за письменного стола, настолько ленивой она была, когда дело касалось даже простейших физических усилий. Ей проще было сидеть голодной, нежели надевать сапоги, тёплую куртку, спускаться по лестнице и шлепать по скользкому тротуару целых триста метров до места, где дают поесть. И если бы она могла рассчитывать на то, что сумеет уйти с работы в шесть вечера, она бы, конечно, предпочла поголодать и потерпеть до дома, но поскольку теперь уже ясно, что раньше девяти она отсюда не выберется, то всё-таки придётся сделать над собой усилие и выйти на улицу. И почему она, балда несуразная, не взяла утром с собой бутерброды? Ведь собиралась, она точно это помнила, да и муж несколько раз напоминал ей, даже выложил из холодильника сыр и ветчину. А она в очередной раз поленилась.
Горестно вздыхая, Настя натянула сапоги, обмотала шею длинным теплым шарфом, застегнула куртку, сползла с третьего этажа и вышла на улицу. Лёгкие мгновенно наполнились вкусным морозным воздухом, от ослепительного солнца на глазах выступили слёзы. В этом году зима вела себя правильно, в строгом соответствии с календарём. До конца ноября стояла холодная сырая осень, а первого декабря к вечеру ударил мороз. Сегодня же, второго декабря, на улице сверкал снег и сияло солнце. Если бы ещё не было так скользко, то жизнь могла бы показаться майору милиции Анастасии Каменской более чем удовлетворительной.
Осторожно передвигая ноги, чтобы не поскользнуться, она медленно дошла до кафе со странным названием «Жажда», которое больше подошло бы павильону «Вино-воды» из давних советских времён. Уже взявшись за ручку двери, Настя внезапно передумала, прошла ещё несколько метров до станции метро «Красносельская», купила журнал и блок сигарет, и только после этого вернулась в «Жажду». Дождавшись, когда официант поставит перед ней на столе овощной салат и тарелку с солидной порцией жареного картофеля, она раскрыла журнал и углубилась в чтение статьи о прелестях зимнего катания на лыжах в Альпах. Для неё это было всё равно что читать о жизни на Марсе, ибо на лыжах она не каталась никогда и в Альпы ехать не собиралась, а звучные названия различных марок горнолыжного оборудования не говорили ей ровным счётом ничего. Зато такое чтение не будило в ней мысли, поскольку не вызывало никаких ассоциаций и давало возможность просто отвлечься от всего и абстрактно поскладывать буковки. За это время, как она заметила, у неё «прочищались мозги», после чего ей частенько удавалось взглянуть на старую проблему под новым углом зрения.
Она уже почти доела картофель и дочитала статью, когда перед её глазами на столе появилась новая тарелка с шашлыком. Недовольно подняв глаза, она успела мысленно нелестно отозваться о придурках, которые ухитряются подсаживаться за занятые столы при наличии массы свободных мест, но тут же радостно улыбнулась. Перед ней с весёлой усмешкой на круглом лице восседал Юра Коротков.
— Как ты меня нашёл?
— Велика задача! — фыркнул он, тут же утащив с её тарелки несколько ломтиков картофеля. — Пришёл, толкнул дверь, убедился, что она заперта, дошёл до Ивана и спросил, где ты. Дальше всё понятно. Я уже пятнадцать минут сижу за соседним столом и жду, когда же ты меня наконец заметишь. Но от тебя, как известно, внимания к окружающим не дождёшься. А картошечка у них славная, надо и мне взять порцию.
— Хочешь? — Настя пододвинула ему свою тарелку. — Бери, мне уже многовато, я явно пожадничала.
Коротков отодвинул тарелку обратно к Насте и покачал головой.
— Ешь, худоба, на тебя же без слёз не взглянешь.
— Неправда, — возразила она, — с тех пор, как я ушла к Ивану, я прибавила два килограмма.
— Что, жизнь спокойная?
— Ну… в общем, да, если сравнивать с Петровкой.
— Скучаешь?
— Не знаю, Юрик, — честно призналась она. — И да, и нет. Привыкнуть не могу, что всё кругом другое, и люди другие, и вас рядом нет. Но работа интересная, я её люблю и умею делать, а главное — я делаю её не подпольно, как у Колобка, а официально, за это мне зарплату платят и никто косо не смотрит. Морально легче, конечно.
— И через три месяца подполковником станешь, меня обгонишь, — добавил Коротков. — Ладно, мать, не будем о грустном. Я же к тебе по делу приехал.
— Барсуков?
— Он самый. Колобок сказал, что твой Иван с ним договорился насчёт нашей совместной работы. Так?
— Так, — кивнула Настя.— Рассказывай, что знаешь.
— А что мне за это будет? — хитро прищурился Юра.
— Ты же отказался от моей картошки, — улыбнулась она, — а больше у меня ничего нет.
— Конечно, пользуешься моей бескорыстностью. Значит, так. Александр Барсуков, семьдесят восьмого года рождения, слушатель второго курса Московского юридического института родного МВД, обнаружен в пятницу вечером в убитом состоянии недалеко от собственного дома. Сегодня уже вторник, а сведений, проливающих свет на это дело, практически нет. Мальчик проживал с родителями, хорошая семья, нормальная, спокойная, но никто не знает, где он был в пятницу и откуда возвращался. Кстати, сын твоего любимого генерала был с ним хорошо знаком.
— Я знаю. Дальше рассказывай.
— Максим Заточный нам поведал, что Барсуков в пятницу был на занятиях, ничего не прогулял. У них второй курс учится во вторую смену…
— Я знаю, — снова перебила его Настя. — Занятия заканчиваются около семи вечера.
— Да ну тебя, — Коротков огорчённо махнул рукой, — с тобой не интересно. Я тебе рассказываю, как дурак, а ты всё знаешь. Зачем тогда спрашиваешь?
— Я не все знаю. Например, где нашли труп и как парень был убит?
— Застрелен. Теперь это проще всего, оружия навалом, и пистолет бросить не жалко, всегда можно новый приобрести. Убили его возле автобусной остановки около часа ночи. Барсуков ехал на автобусе от метро, возвращался домой. Водителя автобуса мы нашли, и он его вспомнил, поскольку народу в такой поздний час ехало буквально пять человек, а мальчишка был в форме. В десять минут второго автобус сделал остановку, Барсуков вышел, но домой не пришёл, а без четверти два его обнаружил человек, возвращавшийся домой на машине. Вот такая, Настя Павловна, незамысловатая песенка.
— Ты говоришь, он был в форме? Тогда его могли убить просто как милиционера, понимаешь? Абстрактного милиционера, а не конкретного Сашу Барсукова.
— Могли, — согласился Коротков, энергично дожевывая шашлык. — Его мог увидеть кто-то, кто прячется от милиции, и решить, что это по его душеньку пришли. Барсуков мог увидеть что-то и вмешаться, поскольку он милиционер в форме, и получить за это пулю. В конце концов, он просто мог нарваться на психа, который ненавидит милицию и мечтает извести всё наше племя на корню. Что толку гадать, работать надо.
— Надо, — Настя со вздохом поднялась из-за стола, предвидя печальную необходимость совершить очередной подвиг: дойти до особняка и подняться пешком на третий этаж. — Пошли, солнце моё незаходящее.
— А что, ты уже знаешь, куда идти? — встрепенулся Коротков.
— Куда, куда… В контору пойдём. Посмотрим материалы про доброго дедушку Сашиной девушки. А к восьми часам младший Заточный должен появиться.
Они вышли на улицу и медленно пошли в сторону светло-зелёного здания.
— Ася, на что ты рассчитываешь с маленьким Заточным? — спросил Коротков. — Я с ним за это время два раза разговаривал, в воскресенье и вчера, в понедельник. Всё, что он знал, он уже рассказал. И с девушкой этой, Лерой Немчиновой, я тоже встречался. Она понятия не имеет, куда Барсуков ездил в пятницу после занятий в институте.