На похороны Саши Барсукова Лера не ходила. И не потому, что так уж безумно переживала. Просто не хотела и не считала нужным. Переживать-то она, конечно, переживала, но совсем по другому поводу. А Сашка — кто он ей? Поклонник, ухажёр, не более того. Не жених же, в самом-то деле! Это только дед со своими стародавними понятиями может считать, что если парень провожает до дому, заходит на чашку чаю и приносит цветы, так уж за него непременно замуж следует выходить. Лера так не считала, более того, она, как и подавляющее большинство современных девушек, не считала даже интимную близость поводом для серьёзных выводов. И тот факт, что она регулярно в отсутствие деда ложилась с Сашей Барсуковым в постель, отнюдь не означал для неё, что ей приличествовало бы всё-таки поприсутствовать на похоронах юноши и хотя бы проститься с ним. Дед, к счастью, не знал, насколько далеко зашли их отношения, но и самого по себе процесса ухаживания для него было достаточно, чтобы он посмел сделать внучке замечание.
— Когда похороны? — спросил он, придя в десять утра с суточной смены.
— Сегодня, — спокойно ответила Лера.
— В котором часу?
— Уже начались, — равнодушно бросила она.
— А ты? Почему ты дома?
— Я не пойду. Нечего мне там делать.
— Лерочка, но ведь это твой товарищ, твой друг. Как ты можешь?
— Заткнись, — холодно фыркнула девушка. — Не тебе меня учить. Тоже мне, образец морали и нравственности.
Дед молча разделся и ушёл в свою комнату. Лера удовлетворённо вздохнула. Вот так. Никто не будет ей указывать, а уж он-то тем более.
Она даже не ожидала тогда, год назад, что с дедом так легко будет справиться. Нужно только постоянно напоминать ему о содеянном и давать понять, что Лера его не простила. И будет как шёлковый. Положа руку на сердце, с дедом ей даже проще, чем со старой тётей Зиной, потому как понятия у неё такие же старомодные, как у него, но тётя Зина, в отличие от деда, считала себя вправе делать ей замечания и даже поучать. Другое дело, что тётя Зина как стала с самого начала жалеть её, несчастную сиротку, так и продолжала это делать все девять лет, на многое закрывая глаза и спуская девочке с рук то, за что детей обычно всё-таки наказывают. Дед её, судя по всему, ни капли не жалел, но Лера быстро сообразила, что им можно манипулировать если не при помощи жалости, то при помощи чувства вины. И преуспела в этом блестяще. Дед ходил по струночке и вякнуть не смел. О Господи, как же она его ненавидела!
Дед делал всю работу по дому, убирал квартиру, ходил в магазины, готовил еду. Лера с самого начала заявила ему, что если уж ей не избежать жизни под одной крышей с убийцей своих родителей, то убирать за ним и подавать ему на стол она не обязана и не будет. Дед молча подчинился, только глазами сверкнул недобро. Да что ей это сверкание! Боялась она его, можно подумать. Сама умеет глазами молнии метать, и ничуть не хуже.
Весь день, пока шли похороны Барсукова, Лера просидела дома, даже в институт не ходила. Лежала на диване в своей комнате, слушала божественный голос Игоря Вильданова, исполнявший песни её любимого папочки, смотрела на фотографии и афиши, развешанные по стенам, глотала слёзы и думала, что же делать дальше. Как ему помочь?
ГЛАВА 2
Среди множества плюсов в её новой работе был один существенный минус. Майор Каменская теперь не обладала полномочиями вызывать к себе людей, с которыми ей нужно было поговорить. Вызывать могли следователи, приглашать — оперативники, а она вот уже три месяца была, что называется, никем. Нужен тебе человек, хочешь задать ему пару вопросов — будь любезна, договорись с ним предварительно, а потом одевайся, спускайся с третьего этажа, садись в поезд метро и поезжай, куда тебе надо. На своих двоих. Борись с ленью, забудь про ноющую спину. Кончилась твоя сладкая жизнь. Это раньше ты была «оперативником с Петровки», и уже одно это давало людям понять, что ты имеешь право задавать им вопросы. А нынче ты — главный эксперт-консультант информационно-аналитический службы, и прав у тебя никаких, одни сплошные обязанности.
Наличие обязанностей Настя Каменская переносила спокойно, а вот отсутствие прав периодически вызывало у неё раздражение. Сегодня, например, ей пришлось тащиться Бог знает в какую даль, чтобы по предварительной договорённости встретиться с человеком, чьи показания, занесённые в протокол и вшитые в десятилетней давности дело об убийстве супругов Немчиновых, вызывали у неё легкое недоумение. Причём она совершенно не была уверена в том, что недоумение это имеет под собой хоть какую-нибудь почву. Может быть, свидетель вовсе и не так говорил, просто следователь, делая записи в протоколе, сформулировал его слова именно таким образом. Стоит ли овчинка выделки? Тратить полдня на дорогу туда и обратно, чтобы задать ерундовый вопрос и не получить интересного ответа… Утешала только слабая надежда на то, что вопрос может оказаться вовсе не ерундовым.
Человек, которому Настя собиралась задать свой вопрос, в настоящее время находился в отпуске и проводил время в Подмосковном доме отдыха. Встреча была назначена на час дня, но поскольку Настя ехала сюда впервые, ей не удалось правильно рассчитать время, и в доме отдыха она оказалась куда раньше, в четверть первого. Самые худшие предположения, которые имеют обыкновения сбываться, себе не изменили, и дверь комнаты, номер которой был записан у неё на бумажке, оказалась заперта. Настя уселась в холле второго этажа, ожидая, когда появится нужный ей человек, и открыла книжку, которую взяла с собой, чтобы скоротать время в электричке. Книжка была нудная, с неумелыми потугами на юмор, но Настя добросовестно водила глазами по строчкам, ибо давно усвоила: если книгу покупают, значит, нашлись люди, для которых в ней что-то интересное и привлекательное есть. И почему бы ей не попытаться это интересное и привлекательное найти?
Когда без пятнадцати час в холле появился мужчина в спортивном костюме и с лыжами в руках, Настя ни на секунду не усомнилась, что это он, Александр Владимирович Белкин. Она никогда не видела ни его самого, ни его фотографий, только договаривалась с ним о встрече по телефону, но по голосу и по манере говорить составила себе именно такое представление: крепкий, спортивный, подтянутый. В протоколе допроса десятилетней давности было сказано, что он военный лётчик. Интересно, чем он теперь занимается? Судя по тому, что не расплылся и не обрюзг, вряд ли ушёл на коммерческие вольные хлеба.
— Александр Владимирович? — негромко окликнула она.
Мужчина с лыжами повернулся к ней и взглянул на часы. Его жесткое лицо с чёткими крупными чертами, покрытое бисеринками пота, выражало неудовольствие.
— Анастасия Павловна? До назначенного времени ещё четверть часа.
— Извините, я не рассчитала время и приехала чуть раньше.
— А я рассчитывал, что до вашего приезда успею после лыжного пробега принять душ.
— Конечно, — торопливо сказала она. — Мне вас здесь подождать? Белкин смягчился, твёрдо очерченные губы дрогнули в улыбке.
— Пойдемте ко мне в номер.
Он даже не стал ждать её ответа, просто повернулся и быстро пошел по длинному коридору к своей двери. Настя, сунув книжку в сумку, последовала за ним.
Белкин жил в двухкомнатном «люксе». Одна комната выполняла роль гостиной — мягкая мебель, телевизор, другая, по всей видимости, была спальней. Оставив Настю в гостиной, Белкин скрылся в ванной и ровно в час дня снова появился перед ней, на этот раз в джинсах и тонком шерстяном свитере, с тщательно расчёсанными мокрыми после душа волосами.
— Я вас внимательно слушаю, — произнёс он, усаживаясь в кресло напротив неё.
— Александр Владимирович, мой вопрос может показаться вам странным, потому что касается очень давних событий. Я имею в виду убийство ваших соседей по даче, Немчиновых.
— Да. И что?
— Вы не могли бы припомнить и рассказать мне, что там случилось?