Он в упор смотрел на Людмилу Станиславовну и чувствовал, что в ее душе происходит ожесточенная борьба между желанием что-то рассказать и стремлением продолжать все скрывать.
Видя ее смятение, Максим с напором продолжил:
— Людмила Станиславовна, ваше положение в городе… Ваш авторитет… Ваши связи, в конце концов… Прошу вас, не усугубляйте положение… Общественное мнение — вещь очень капризная… Не мне вас учить… Я просто хочу помочь вам и Альберту… Еще же совсем не поздно…
— Все, все, подождите! — резко оборвала она.
«Вот и договорился!… — промелькнула мысль у Максима. — Сейчас меня будут выставлять…»
И совсем другим тоном Баранчеева продолжила:
— Подождите минуточку!
В ее голосе совсем не осталось начальственных ноток. И перед собой Максим увидел бесконечно уставшую, запутавшуюся в проблемах стареющую женщину, которую мало кто любит в этой сумасшедшей жизни и которая наконец-таки отважилась на решительный шаг.
— Я сейчас…
2«Мама, я попал в неприятную историю. Возможно, об этом уже говорит весь город. Поверь, в этом не только моя вина. Мне бы очень не хотелось тебя расстраивать, но так уж вышло.
Мне необходимо на время скрыться. Прошу тебя, если ты меня любишь, не ищи меня и никому не говори про эту записку.
ЭТО В МОИХ ИНТЕРЕСАХ!!!
Мама, мне нужны деньги. Много. Не менее пятидесяти тысяч долларов. Наличными. Можно и больше. Эти деньги мне должны помочь ВЫЖИТЬ. Потом я тебе все объясню.
В среду ты должна с деньгами сесть на электричку, которая отправляется с Северного вокзала в 21.50. Стой в последнем тамбуре последнего вагона. Ты должна быть одна!
Умоляю, никому не говори про записку.
Люблю, обнимаю, целую.
Твой сын Альберт».
Мишин еще раз перечитал записку, аккуратно свернул ее по линии сгиба и положил на журнальный столик.
Она была написана угловатым подростковым почерком на листке, вырванном из тетрадки в клетку. Было заметно, что человек, который ее писал, старался. Никаких помарок. Внизу стояла витиеватая подпись. Молодым людям часто кажется, чем замысловатей подпись, тем большую солидность она им придает.
— Теперь вы все знаете, — нарушила начавшую затягиваться паузу Людмила Станиславовна. — Не знаю, почему я это сделала… Я не выполнила просьбу сына… Он меня теперь не простит… — Она говорила тихим бесцветным голосом. — Но я это сделала… Раз уж вы многое знаете и подозреваете моего сына в… — она надолго задумалась, — и участии в чем-то противоправном… Может, вы и правы, совместными усилиями мы сможем ему помочь гораздо лучше и быстрее. Я найму лучших адвокатов… Я не пожалею никаких денег… Боже мой, Альберт, что же ты наделал!… — Она неожиданно встрепенулась. — Впрочем, я бы никогда так не поступила, если бы не одно «но».
Мишин слушал ее не перебивая. Баранчеева покачала головой, взяла записку, развернула ее и снова положила на стол.
— Все дело еще и в ней. Она мне сразу не понравилась.
— Там что-то не так?
Людмила Станиславовна грустно усмехнулась.
— Многое… — И быстро заговорила: — После того, как у меня прошла эйфория, я стала анализировать эту записку, и мне начали приходить мысли, что с сыном что-то не так. — И, перехватив недоуменный взгляд Мишина, пояснила: — Я имею в виду не его… противоправный поступок, а само ее написание.
— И что же вас смутило?
— Может, конечно, я и избаловала своего сына, но я всегда знала ему цену. Альберт никогда не смог бы написать такой грамотной записки…
— Вы хотите сказать, что писал не он? Что это не его почерк?
— Почерк-то его, и писал он, я в этом абсолютно не сомневаюсь. Но вы обратите внимание, как написано. — Она подчеркнула слово «как». — Мало того, что почти без ошибок, но, главное, совсем без помарок!
— Вы хотите этим сказать… — снова начал Мишин, но Баранчеева его сразу перебила:
— Я хочу сказать, что он явно несколько раз ее переписывал.
— Но зачем? — искренне удивился Максим.
— Вот и я думаю — зачем? Альберт редко писал мне письма, а тем более записки, а если и писал, то это было что-то невообразимое. Мысли путались, строчки налезали друг на друга, миллион ошибок, сплошные зачеркивания, исправления…
— А может, он специально ее переписал, чтобы у вас не возникло никаких двусмысленностей в толковании текста? Ведь разговор идет о больших деньгах и о его дальнейшей судьбе…
— Может, конечно, и так, но меня смущает еще и другое.
— Что именно?
— Он назначил мне встречу в электричке, — многозначительно произнесла Баранчеева.