И спустя три дня покончил с собой.
Начало смеркаться. Пятеро стариков, сидевших в осеннем парке, молча поднялись со скамеек и разошлись по усыпанным листвой аллейкам в разных направлениях. И только кто-то - наверное, Детто… а может, это был Скепс?! - пробормотал себе под нос:
Александр Аверьянов
Жизнь Миротворца
Эту папку принес незнакомый мальчик. Он объяснил, что нашел ее в подвале дома, который собираются снести.
Признаться, увидев на папке кудреватый вензель «ХВ» (хранить вечно), я испытал легкое разочарование. Мне доводилось рыться в подобных бумагах. Как правило, торжественное «ХВ» абсолютно не соответствовало пустяковому содержанию страниц. Со скукой я открыл папку, надеясь покончить с нею в четверть часа. Но первая же страница поразила меня. Это было что-то среднее между коленкором, мелованной бумагой и пластиком. Мой шариковый карандаш не оставлял на листе заметного следа. Страницу заполняли точки немыслимо ярких цветов. От них рябило в глазах. Точки были сгруппированы в различные комбинации, представляющие собой четкие геометрические фигуры.
Я был озадачен. Уж не разыгрывают ли меня друзья? Подослали мальчонку, а потом будут потешаться… Вспомнилась занятная история про то, как ученые защитили несколько диссертаций, разгадывая тайну одной надписи на камне. Потом оказалось, что надпись высекли киношники, которые снимали фильм о древности.
И все-таки необычная фактура листов и уж совсем невероятные цвета точек заставили меня призадуматься. Я оперся на стол и не заметил, что коснулся локтем верхнего края листа. Внезапно сознание четко отметило следующую фразу: «На этой бедной земле столько оружия, что им пятнадцать раз можно уничтожить все живое!»
Я вздрогнул: мысли мои были так далеки от того, что прозвучало во мне, что не поразиться их неожиданному переключению было просто невозможно. Соскочив со стула, я в растерянности заходил вокруг стола. На память пришла Роза Кулешова, женщина, обладавшая так называемым кожным зрением. Мне посчастливилось видеть ее опыты, и я могу смело утверждать, что они далеки от шарлатанства. Я решил проверить свою догадку: сел к столу, поставил локоть в прежнее положение. И как только я это сделал, в голове промелькнуло: «На этой бедной земле для обучения воинов тратится денег в 60 раз больше, чем для обучения детей!»
Опять эта «бедная земля»!
Сомнений не оставалось. Я стал лихорадочно трогать кончиками пальцев говорящие соцветия. Первый знак (или фигура), видимо, был заголовком: «Жизнь Миротворца». Слова, которые я привел выше, вероятно, служили эпиграфом. Далее шел текст. Я привожу его краткий пересказ.
«На горе стояла башня, а внизу концентрическими кругами располагался город. Люди жили каждый в своем кругу. Иногда они поднимались на гору, чтобы лучше увидеть жизнь в городе. У подножия башни всегда клубились резко пахнущие плесенью испарения, и, чтобы лучше разглядеть окрестности, нужно было взобраться на самый верх. Спустившись, люди просили водки, которую здесь же продавал оборотистый мужичок. Выпив водки, они с яростью разбивали бутылки о подножие башни, потому что их очень поражала действительность, увиденная свысока. Некоторые вновь поднимались на башню и бросались с нее на осколки. Так длилось сотни лет, пока не произошло Первое Великое Потрясение. Однажды поздней осенью по всем кругам прошла сильная дрожь. В рукописи приводятся свидетельства очевидцев, которые утверждают, что за мгновение до начала дрожи по башне ударил крупный снаряд. Дрожь продолжалась много дней и ночей, будто кто-то очень сильный бросал камни огромной величины в середину болота, взбаламучивая частыми волнами всю окрестность. Тряску сопровождали зловония. Потом по городу прошла волна высотой до неба и все смела на своем пути. Когда она опала, вместо многих кругов образовался один большой. Воздух стал свежей. Но потом еще несколько лет горожане не могли избавиться от запаха плесени, хотя и всячески боролись с ней, проникая в самые темные углы, не брезгуя самой черной работой.
Одновременно они стали укреплять свой круг. Первым в городе был построен завод, производивший редкий металл, из которого выплавляли броню особой прочности и изготавливали тысячу красивых вещей. Затем соорудили завод по переработке мяса скота, пасущегося в степях вокруг города. Создавая все это, люди не щадили себя. Они мокли под дождем, замерзали в морозы и убивали тех, кто, как им казалось, мешал им. Постепенно земля горы похоронила в себе кучи битого стекла, жители города почти перестали пить горькую водку, а водочный завод сократил производство спиртных напитков с таким расчетом, чтобы в праздничные дни можно было произнести тост во здравие друзей и близких. Второе Великое Потрясение произошло почти через полвека после Первого. Большинство людей чувствовало его приближение, так как из недр горы задолго до Потрясения стали появляться тонкие струйки дыма, пахнущего порохом. Но все ходили мимо этих струек, не принимая их всерьез. Лишь несколько человек, среди них и отец героя повествования, не могли спокойно созерцать происходящее. Они предлагали закрыть отверстия в горе броней особой прочности. Но их не слушали, говоря, что при необходимости эти струи можно задушить шапками.
И вот однажды по городу разнесся резкий запах гари, а из недр земли с ревом вырвались снопы пламени. Затрещали широкие крылья круга, однако круг был прочен и у грозного огня не хватило силы сломать его. Но все заметили, что башня слегка покосилась и стала походить на скорбящую над могилой ребенка мать. На гору поднимались мужчины, они целовали подножие башни и уходили под суровые маршевые песни на запад, туда, где находился эпицентр Потрясения.
Человек, о котором дальше пойдет речь, родился в первый день Великого Потрясения. Его отец по фамилии Воробьев, страшный ревнивец, так и не узнал о рождении своего сына. Он ушел из дома рано утром, особым чутьем уловив приближение Потрясения. Он ушел на запад и не вернулся никогда. Иначе бы его жене пришлось выдержать бурю гнева по поводу сроков вынашивания мальчика, поскольку тот родился семимесячным.
В мире было много огня, земля в городе и за его пределами сильно растрескалась. Влага уходила в расщелины, не задерживаясь у корней растений. По кругу метался горячий, жалящий песок. Не было ни дня, ни ночи, в воздухе стояло красное марево, и в нем легко было спутать тени людей с самими людьми. Горожане забросили дома и стали жить на заводах, полностью посвятив себя изготовлению брони высокой прочности. Все много работали, немного спали и почти ничего не ели.
Через четыре года огонь пошел на убыль и вскоре совсем погас. Наступила весна. С запада стали возвращаться опаленные огнем мужчины. Их было стократ меньше, чем ушло.
Мальчик рос тщедушным, что говорило о его чрезмерной впечатлительности. У него не было отца, но с раннего детства он считал, что у него есть две матери. Одна мать кормила его, штопала и стирала белье, другая со скорбным и гневным лицом звала на суровую борьбу с огнем и Великим Потрясением.
Портрет второй матери висел на стене соседнего дома, и каждый горожанин носил ее взгляд в своем сердце.
Когда мальчику исполнилось тринадцать лет, одна злая женщина по линиям судьбы на руке нагадала ему, что он умрет в день Третьего Великого Потрясения. Мальчик знал, что он родился в день Второго Великого Потрясения, теперь он узнал, что ему суждено умереть в такой же день, и это глубоко запало ему в душу. На самом же деле женщина просто обманула его, выманив деньги, которые ему дала мать для покупки снеди.
К тому времени трещины на земле заросли, и влага полностью отдавалась полям. Стали родиться пшеница, рожь, ячмень и овес. Люди построили огромный элеватор, и хлебный запах от него распространялся на всю округу.
В день, когда мальчика обманула злая женщина, он поднялся на башню и не почувствовал запаха хлеба, а почувствовал холодный ветер с запада, оттуда, куда ушел его отец. Ветер относил запах хлеба и леденил душу. Мальчик решил, что это и есть предзнаменование грядущего Потрясения, и страх объял его маленькое сердце. Вскоре холодный ветер ощутили все горожане. Они отнеслись к нему с явным недовольством. Многие вспомнили струи, которые выбрасывала гора перед Вторым Великим Потрясением, и стали говорить, что пора бы установить броневой щит вокруг города. Другие высказывали сомнение, что вряд ли такая мера поможет, поэтому стоит ли заниматься этом делом! Но недовольство росло, и в конце концов было решено поставить броневой щит вокруг города. С тех пор ветер лишь изредка проникал в его пределы.