После недолгого размышления вдова ответила согласием. Даже если из этого ничего не выйдет, поездка за город - не худший способ убить время.
- Утром и отправимся, - сказал Джон Хэй.
И снова Оливия Дюран-Дикон не стала возражать. С чего бы?
- Завтра я тебе все расскажу, - сказала она вечером подруге, нежданно заглянувшей в гостиницу.
Операция по уничтожению
Автомобиль остановился.
- Какой он… - миссис Дюран-Дикон поискала необидное сравнение и не нашла. - Непрезентабельный.
Джон Хэй беспечно рассмеялся:
- Наружность обманчива. Важнее - что внутри.
Переступив порог, вдова остановилась, испуганная темнотой.
- Ничего не видно, - пожаловалась она.
- Сейчас я зажгу свет, - сказал Джон Хэй, закрывая дверь. После этого он вытащил из кармана револьвер, приставил дуло к затылку дамы и выстрелил. Оливия Дюран-Дикон рухнула к его ногам. Хэй переступил через тело и зажег свет - как обещал.
Потом он приступил к делу. Сначала снял кулон с бриллиантом и серьги. Затем - жемчужное ожерелье и бесценное манто из персидской каракульчи. Обыскал сумку. Денег нашлось не слишком много, чуть более 10 фунтов.
Подхватив тело под мышки, он потащил его к громоздкому металлическому баку, установленному на тележке. Откинул крышку и, с натугой подняв труп, сбросил его в бак. Рядом стояли загодя припасенные канистры. Надев перчатки из толстой резины, Хэй стал переливать содержимое канистр в бак. Запахло паленым: серная кислота начала разъедать одежду и плоть женщины. Всего понадобилось около 45 галлонов. Он не ошибся в расчетах.
Сунув драгоценности в карман, а манто затолкав в кофр, Джон Хэй покинул здание, навесив на дверь замок. Прежде чем отправиться в Лондон, он притормозил у маленького ресторанчика и заказал чай и яйцо-пашот на тосте. На аппетит он никогда не жаловался.
По дороге в гостиницу он заехал в ломбард и сдал жемчужное ожерелье, получив за него весьма приличную сумму - больше, чем надеялся. Рядом располагалась химчистка. Хэй заглянул и туда. Манто надо было очистить от крови.
В отеле он поднялся в свой номер, переоделся и спустился в холл.
- Мистер Хэй, а где Оливия? Вы ездили на завод?
Хэй выругался про себя. Вдова, оказывается, разболтала приятельнице о намеченной поездке.
- Не знаю, - развел он руками. - И удивляюсь. Я ждал, но ждал напрасно.
- Надо заявить в полицию, - сказала подруга Оливии Дюран-Дикон безапелляционным тоном. - Вы пойдете со мной!
Пришлось согласиться. Единственное, что ему удалось, - отнести визит на вечер завтрашнего дня. Утром он снова наведался на завод и заглянул в бак. Немного жира и фрагменты костей плавали на поверхности. Он подлил еще кислоты, чтобы ускорить реакцию, и отправился в приглянувшийся ресторанчик. Перекусив, вернулся. Серная кислота не успела «съесть» все без остатка, но времени ждать у Хэя не было. Он выкурил сигару и выкатил бак во двор. Там он опрокинул его… Когда кислота впиталась в землю, он забросал угольно-черное пятно песком, сел в машину и уехал.
Обвиняемый и приговоренный
С подругой Оливии Дюран-Дикон он явился в полицейский участок, где и было составлено заявление об исчезновении вдовы.
Хэй был слишком многословен и неестественно оживлен, и это было подозрительно. Полицейские обратились к картотекам. Тут же выяснилось, что «добропорядочный джентльмен» со времен учебы в колледже состоит на учете. Еще через несколько часов полицейские уже знали о заводике в пригороде, где при последовавшем обыске были обнаружены специальные приспособления для работы с кислотой.
- Вы арестованы!
- Что мне инкриминируется?
- Убийство Оливии Дюран-Дикон.
- И как же я ее убил?
- Вы растворили ее в кислоте.
- Как интересно… Но в таком случае у вас нет прямых доказательств убийства, лишь косвенные. Вот если бы вы предъявили тело… А вообще-то вы правы, я растворил ее. Между прочим, так же я поступил с семьей из трех человек в 1944 году и супружеской парой в прошлом году. Видите, я признаюсь, потому что знаю: вы ничего не сможете доказать. На суде же я от всего отрекусь, так и знайте. Да, кстати, не исключено, что вам это покажется важным, я еще пил кровь своих жертв.
- Вам не удастся сойти за сумасшедшего! - повысил голос следователь.
- Это я так, на всякий случай, - примирительно улыбнулся Хэй.
Неделю спустя его снова привели из камеры на допрос.
- Вы просчитались, - сказал следователь. - У нас есть улики. Не желаете полюбопытствовать?
- Желаю, - беспечно откликнулся Джон Хэй.
- Дело в том, что вы были нерадивым студентом. Учились бы получше - знали бы, что растворить человека не так-то просто даже в серной кислоте. Требуется время, а его, как я понимаю, у вас не было. Мы нашли на заводском дворе 12 фунтов жира, 18 фрагментов костей…
- Этого мало для идентификации, - все так же безмятежно заметил Хэй.
- Да, недостаточно, - согласился следователь. - И вам, возможно, удалось бы вывернуться, если бы…
- Если бы - что?
- Если бы мы не нашли несколько вставных зубов, которые уже опознаны стоматологом Оливии Дюран-Дикон, а также желчные камни. Вы ведь не знали, Господин Растворитель, что миссис Дюран-Дикон страдала от желче-каменной болезни, не так ли?
И тут Хэй закричал. Это был крик ужаса, потому что Джон Хэй понял, что его ждет впереди.
На суде он, тем не менее, держался бодро, оспаривая заключения экспертизы и втайне надеясь на чудо. Но фортуна изменила ему - на этот раз окончательно. Присяжным понадобилось всего 17 минут, чтобы вынести вердикт. Джон Джордж Хэй был приговорен к повешению.
Следы в кислоте
История жизни и смерти Джона Хэя не слишком увлекла Карима, хотя дежурный офицер показал себя умелым рассказчиком. Телохранитель Саддама Хусейна, всякого повидавший, мог легко ответить историей не менее кровавой. Но сейчас ему было не до состязаний в красноречии. Карим думал о Мустафе. Неужели его другу была уготована Аллахом такая страшная смерть? И за что! За пару пустых фраз! Нет, не может быть. Тут какая-то ошибка.
Офицер отворил железную дверь. Помещение, куда они вошли, было не слишком большим. Центр его занимал квадратный бассейн примерно 5 на 5 метров. Он был полон прозрачной, с желтоватым оттенком жидкости, над которой курился дымок.
Карим с опаской подошел к невысокой кованой ограде, окружавшей бассейн, и увидел плавающие на поверхности обугленные куски мяса. Они вращались и то погружались, то всплывали. В метре от него из кислоты высунулась изувеченная ступня. Мустафа…
- Если бы мы знали, - сконфуженно зачастил дежурный офицер, - то, конечно, повременили бы с казнью.
- Все в порядке, - сказал Карим. - Что сделано, то сделано.
Пальцы его вцепились в хлипкий поручень.
- Осторожнее, - предупредил тюремщик. - Увы, наш бассейн не так хорош, как тот, что сооружен во дворцовой тюрьме. Осторожнее…
Карима затошнило, но он удержал горячий комок, подкатившийся к горлу, а потом загнал его обратно в желудок.
Окончательно пришел в себя он только на улице, за рулем своей машины с сигнальным маяком на крыше. Тогда ему и подумалось, что, наверно, оно и к лучшему, что все так кончилось. Найди он Мустафу живым, вызволи из темницы, еще неизвестно, чем бы для него это своеволие обернулось. Риск-то какой! Ведь не посмотрят на должность и на звание не посмотрят. Кусай Хусейн, он такой…
Возьмут - и растворят. Прямо по месту службы, во дворце.
Карим содрогнулся. Глубоко вдохнул, выдохнул и, отогнав прочь дурные мысли, стал прикидывать, что скажет сестре Мустафы. А она симпатичная…
ВРЕМЯ ШУТОК