Ну что же, мои старания не прошли даром. Теперь я могу сделать уже не меньше, чем сам Дэв. Одна печаль — тех подонков он так пока и не нашел. Но после завершения Миссии Дэв займется ими вплотную. Быстрее бы ее выполнить, эту Миссию. Дэв пока так и не сказал, что именно нужно будет сделать. Вечно у него какие-то тайны, секреты… Мальчишка, да и только, хоть и вдвое старше меня. Вот и сегодня, как я ни старалась, Дэв так и не признался, почему именно этого, мускулистого, нужно срочно испытать. Сказал только: «Я так вижу». И все. Но это «виденье» его ни разу не подводило. Однажды он этими же словами отговорил меня ехать на электробусе, а на другой день показал страницу гипернет-газеты: пятьдесят семь жертв, ни один пассажир не спасся…
Ну вот, опять воспоминания начались. Прямо болезнь какая-то. «Раньше», «потом», «недавно»… Интересно, Дэв уже спит или все еще нет? Сторожит меня, как пес. И напрасно. Теперь я уже могу себя защитить. Как я их всех ненавижу… Даже Дэва, совсем чуть-чуть, правда, — но тоже ненавижу. А уж тем более пилота. Хотя его, пожалуй, немножко меньше, чем других. Видать, у Дэва на пилота есть какие-то виды. Но какие именно — разве он скажет? Завтра мы с пилотом должны познакомиться, и я вскользь оброню фразу про ракеты. В точности ту, которую дважды повторил мне Дэв. Интересно, пилот опять будет все время смотреть на меня и думать, что я этого не замечаю, и поспешно отводить глаза, когда я случайно взгляну в его сторону? Как он на меня смотрел! Природа прекрасно вооружила меня, грех жаловаться. И бездействовать мое оружие не будет, будьте уверены. Не будет…
Было раннее утро. Ростислав медленно шел по лесной тропинке, наслаждаясь ароматами трав. Роса еще не высохла, время от времени на зеленых стеблях вспыхивали крохотные алмазные искорки. Справа маячили макушки сосен, слева, в низине, застенчиво покачивали тонкими веточками молоденькие березки.
За очередным поворотом показалась ажурная белая беседка, увитая плющом. С пригорка, на котором она стояла, открывался чудесный вид на опушку соснового леса, цветущие луга и речную долину, обозначенную зарослями кустарника и прибрежных ив. Панорамой любовался какой-то мужчина, довольно странно одетый. На нем был белый длиннополый плащ с капюшоном, светлые спортивные брюки и высокие белые сапожки. Сидел он боком к тропинке, облокотившись на ограду беседки и сохраняя почти полную неподвижность.
Миновав беседку, Ростислав оглянулся. Лицо мужчины показалось ему знакомым. Оно странно блестело на солнце, но его черты…
Мужчина повернул голову в сторону тропинки, медленно поклонился.
— Здравствуйте, — спохватился Ростислав. — Никак не ожидал вас здесь увидеть. Поэтому… Даже не сразу узнал.
— Значит, долго жить буду, — улыбнулся мужчина. — Присаживайтесь, если не очень торопитесь.
Это был Михаил Романович Дольный, известный космоэколог. В Университете Космонавтики он уже не первый год читал курс экологии малых планет.
Ростислав, поколебавшись, поднялся в беседку, сел на скамейку.
— Минут сорок у меня еще есть, а потом — вахта. Хороший вид отсюда. Даже не верится, что — всего лишь имитация.
— Уже соскучились по Земле?
— Да нет… Просто в имреале утром почти никого не бывает. А я не люблю многолюдья.
— Да, переселенцы предпочитают вечерние прогулки в галерее «Млечный Путь». Толкотня там — как на Невском перед Рождеством.
Михаил Романович улыбнулся. У глаз его собрались было морщинки, но тут же разбежались, словно школьники после перемены, заслышавшие звонок.
Странно как-то Дольный прошел курс омоложения. Лицо нормальное, тридцатилетнего мужчины, но у глаз мелкая сетка морщин. И волосы редкие, с проседью, и лицо странно блестит, а на руках — вот уж совсем непонятно — перчатки. Подобран их цвет искусно, ничего не скажешь, с первого взгляда не заметно, что это перчатки. Но со второго… Это летним-то утром!
— Многие переселенцы больше никогда не встретятся с Космосом лицом к лицу. Потому и спешат набраться впечатлений на всю оставшуюся жизнь.
— А из вашего выпуска… Многие попали хотя бы на Космофлот?
— Нет. Меньше четверти. Мне еще повезло.
На тропинке показался Клим Феррис, один из немногих знакомых Ростиславу пилотов, приветственно взмахнул рукой, исчез за близким поворотом. Галерея была устроена так, чтобы даже при большом числе «релаксирующих» почти каждый мог насладиться иллюзией одиночества.
— Рад за вас. Мои перчатки… летним утром… Странно, да? Могу усугубить ваше удивление. У меня и обувь специальная, и одежда. Очки я тоже снимаю очень редко. Это не чудачество и не примерка маскарадного костюма перед Сатурналиями, а всего лишь следствие одного неудачного эксперимента.
— Разве космоэкология — наука экспериментальная?
— Отчасти. Причем эксперименты бывают весьма опасными. На мои руки, когда на них нет перчаток, лучше не смотреть. Хорошо, лицо уцелело. Почти.
Ростислав сочувственно улыбнулся. Лицо Михаила Романовича в ярких лучах имитатора солнца блестело, словно паркетный пол в музее, покрытый лаком.
Фу, стыдно-то как… У человека несчастье, а он… сравнениями развлекается!
На ажурном белом столике пискнул портативный терком. Михаил Романович, наклонившись, повернул его так, чтобы Ростислав мог заглянуть в окно.
— Не возражаете? Прямая трансляция заседания Совета Развития. Вам, уверен, будет интересно. Проект «Сотворение мира», знакомо?
— Да, конечно. С его помощью Совет Развития, насколько я понимаю, попытается как-то компенсировать урон, нанесенный им же космической программе.
В окне теркома возникло объемное изображение знакомого каждому жителю Земли и Системы зала, в котором проводились заседания Совета. На трибуне стоял склонный к полноте мужчина с по-женски пышной прической. Лицо его — в качестве противовеса, видимо — украшали густые темные усы.
«Томас Гроули, вице-руководитель проекта „Сотворение мира“», — промелькнула внизу бегущая строка. Видимо, Михаил Романович не захотел смотреть стандартную церемонию открытия заседания, но чуть-чуть не угадал со временем: выступление вице-руководителя уже началось. Тембр голоса переводчика точно соответствовал голосу оратора, интонации тоже передавались безупречно, так что было полное впечатление, что Томас Гроули говорит на русском.
— Да, — гудел он низким густым басом, — в настоящее время постройка пятого большого интерференционного радиотелескопа или закладка нового рудника на Ганимеде, несомненно, более полезны для человечества, чем предлагаемый нами проект…
Томас Гроули так жирно подчеркнул слово «настоящее» — я даже провел эту черту в воздухе энергичным взмахом руки, — что у членов Совета и многочисленных журналистов не должно было остаться ни малейшего сомнения: только очень недальновидные люди могут проголосовать за очередной БИРТ или рудник на Ганимеде.