Выбрать главу

— Ты знал ее родителей?

— Видел пару раз. Вообще, меня там не принимали, я это чувствовал, и мы встречались либо у меня, либо еще где… Нет, мы не трахались, если ты об этом. Короче, не хочу ничего вспоминать, тем более у нас почти все дела кончились… И сестре ее, Тамаре, отдельное спасибо. Та вообще змея. Для нее любой успех Дины — личное оскорбление.

— А ты ее тоже видел?

— Да тоже раз или два… Слушай, а ты случаем не из МУРа?

— Нет. Девушки исчезли, а с Тамарой у нас были дела, — начал я на ходу сочинять.

— Я знаю. Родители вроде как в полном отпаде от таких дел.

— Ясно. А ты случайно не знаешь никого из знакомых Дины по имени Михаил?

— Михаил? — переспросил он меня. — А ты сам хорошо Тамару-то знал?

— Ну, не близко, если ты это имеешь в виду. Я же говорю — у нас были небольшие дела, связанные с ее работой.

— Ты тоже рисуешь, что ли?

— Нет. Я с художниками работаю.

— Выставки организуешь? — с надеждой спросил Игорь.

— Нет, картинами торгую, — продолжал я сочинять.

— Подожди… Так почему же ты тогда ко мне пришел?

— Потому что я уже многих обошел насчет Тамары. Никто не знает, куда она пропала, а ты же работал с ее сестрой.

— Слушай, а ты давно заходил в «Пикник на обочине»? — произнес Игорь. — Спросил бы у Галки. Или у Оскара, на крайняк.

— Был я там, — сориентировался я. — Но про Тамару мне и там ничего не сказали. Поэтому я и обратился к тебе.

— Понятно… Времени сколько?

— Без пятнадцати шесть.

— Ты на машине?

— Да.

— Поехали, — вдруг сказал он. — Я покажу тебе этого отжатого придурка.

Забавный круг знакомых, ничего не скажешь…

— Поехали, — согласился я.

— А потом забросишь меня на съемку, там это рядом.

Игорь быстро сложил весь свой фотографический скарб — два внушительных кофра, три штатива и два светоотражателя. Затем оделся, мы вышли на улицу и сели в машину.

Я запустил двигатель и спросил, куда ехать.

— Бывший завод «Мосэфир». Давай прямо к проходной.

Минут за десять мы добрались до указанного места, и, пока ехали, Игорь мне объяснил, что этот завод уже несколько лет как приватизировали, и хозяева не видят ничего плохого в том, что сотрудники работают по шесть дней в неделю. По слухам, сверхурочные оплачиваются лучше, но кто не желает работать по субботам, с теми быстро расстаются. Москвичей, к слову, в этой шарашке — раз-два и обчелся. В основном из области ездят. Каждый день по три часа на электричке — только в одну сторону.

— Но Михаил — москвич?

— Михаил — дебил, — коротко ответил Игорь. — Мне Дина рассказывала, что он пытался к Тамаре шары подкатить. Не знаю, правда или нет, но она вроде бы ему дала однажды. Видимо, от скуки или чтобы отвязался. А он вообразил, что та замуж за него захотела. Блин, да он за месяц столько не заработает, сколько Тамара в день иной раз тратила. Да ты и сам, наверное, знаешь про ее запросы… Вот он, кстати.

Михаил был одет в шапку-ушанку и поношенную куртку, напоминающую вышедшие из моды где-то в восьмидесятые годы прошлого столетия «аляски». Молодому человеку на вид было чуть больше двадцати пяти, он выглядел вполне приличным, но при этом весьма заурядным субъектом. Обычный молодой человек, который по причине неосознанной лени и нерешительности не может однажды все бросить и начать трудиться на себя, вместо того чтобы шесть дней в неделю торчать в стенах приватизированного предприятия за жалкую зарплату, которой брезгуют жители столицы.

— Кем он там работает?

— Механиком по какому-то оборудованию, — сказал Игорь. — А ведь мог в консерваторию поступить.

Мы взглядами проводили несостоявшегося жениха Дины Ткачевой. В лобовое стекло билась противная и колючая снежная крупа.

— Ты и фамилию знаешь?

— Егоров. Живет с матерью в однокомнатной. Томка с трудом от нее как-то отбилась — та вообразила, что Мишка привел будущую невестку. На эти, как они называются, забыл… Смотринки, кажется.

— Так она с ним плотно встречалась, раз даже с матерью была знакома?

— Думаю, что не очень «плотно». Вроде и недолго. Ну, мать Михаила, по-моему, выдавала желаемое за действительное. Конечно, женщинам в ее возрасте лишь бы детей переженить, а то, что жить людям не на что, это их не трогает. Одно только говорят: мы в их годы тоже ничего не имели, главное — чтоб уважали друг друга…