В заснеженном дворе, в меру угрюмом, было пусто. Лишь у интересующего меня дома, стена которого была разрисована цветными граффити, что несколько оживляло общий вид, сидел и покуривал какой-то бездельник в грязном пуховике. Я заметил, что в граффити использованы фрагменты осьминожьих щупальцев. Уж не Галина ли приложила руку к стихийному оформлению стены?
Я вошел в подъезд, который не был оборудован домофоном, и по скрипучей деревянной лестнице подошел к нужной квартире на втором этаже, обитой драным дерматином. Нажал кнопку. Звонок прозвенел неожиданно громко, но в остальном за дверью было тихо. Я подождал с минуту, потом толкнул дверь ладонью, и она с негромким скрипом приотворилась.
Сердце у меня ушло в пятки. Неужели опоздал? Я толкнул дверь сильнее и, оглянувшись, прошел в квартиру.
Я не ошибся. Тесная квартирка действительно была оборудована под художественную мастерскую. Но если бы я не ошибся только в этом!
Я буквально сполз на пол, когда обнаружил, что находится в комнате, где, помимо двух мольбертов, двух кроватей, шифоньера и стола, заваленного красками и кистями, на стенах висели чьи-то картины.
Тамары здесь я не увидел. Увидел только Галю. Она лежала у стены на левом боку, спиной ко мне и подтянув колени к груди. А громадная лужа крови, в которой лежала художница, словно говорила мне о том, чтобы я даже и не думал, что могу подойти и разбудить девушку.
Но я заставил себя подойти к ней. Хотя бы затем, чтобы прочесть, что написано на стене — видимо, Галя из последних сил успела вывести три коротких слова собственной кровью — «Тома в бол|». Вместо последней буквы была просто длинная вертикальная черта.
Я присел на корточки рядом с убитой. Какая она маленькая… На этот раз убийца не резал горло — Галю ударили в живот. Я снял перчатку, чтобы пощупать пульс, но это было уже лишним — у живого человека рука значительно теплее. Я отпустил руку и провел ладонью по нежным волосам, дурманящий запах которых так хорошо запомнил. Потом, более не оглядываясь, на всякий случай заглянул в кухню и чулан. Никого. После этого покинул квартиру и осторожно прикрыл за собой дверь. Излишне говорить, что перчатку к этому моменту надел снова.
Зимний воздух подействовал на меня отрезвляюще. Я оглядел двор и остановил свой взгляд на мужике, который сидел на обломках скамейки поблизости. И не спеша направился к нему.
— Ты Галю Никифорову знаешь? — спросил я мужика.
Тот, подняв на меня тоскливые глаза трезвого алкоголика, просипел:
— Че? Кого?
— Ты как с Гитлером разговариваешь, насекомое? — брюзгливо спросил я. Словно бы кто-то другой подбирал сейчас за меня слова и тон.
Мужик посмотрел на меня внимательнее, живо оценил ситуацию, весь как-то сразу подтянулся и заговорил уже совсем иначе:
— Галю Никифорову, говорите? Художницу? Знаю. Все ее тут знают…
У мужика был явно не столичный говор.
— Где она сейчас?
— Дык откуда ж я могу…
— Откуда здесь?
— Кто? Она? Дык она москвичка, наверное…
— Ты! Ты откуда приехал, насекомое?
— Из Волжска…
— Хочешь, я сделаю так, что тебя завтра туда увезут?
— О… Зачем же?
— Ты давно тут торчишь?
— Ну, часа два уже… Тут корефаны должны подойти, насчет работы пошли толковать, да что-то не идут. А то совсем дело дрянь…
— Мне это знаешь по какое место?.. В подъезд заходил кто-нибудь?
— Это где Галина мастерская?
— Да.
— Заходили. Раза два.
— Кто?
— Дык я разве…
— Сейчас со мной пойдешь.
— Но я их правда не знаю.
— Опиши, как выглядели.
— Я не разглядывал… Ну, сперва два мужика заходили. На рожи я даже внимания не обратил. Один здоровенный такой, как шкаф. Потом вышли с какой-то подругой — здоровый под руку ее держал. Были в доме где-то минут десять. А! Они в тачку сели и уехали потом.
— Что за тачка?
— Иномарка. Темно-зеленая такая.
— Джип?
— Нет, обычная. Не очень большая. Может, «Пежо», может, «Рено»… Не разбираюсь я в них.
— Как одеты были?
— Как обычно… Вот как вы, например.
Я был облачен в коричневую парку и ту самую кепку с тонким слоем меха внутри — на каску пока не рискнул сменить.
— Еще кто входил?
— Еще дед какой-то зашел потом. Не выходил пока. Наверное, живет здесь — он с пузырем водки в пакете шел.
— И это все?
— Точно.