Выбрать главу

Я молчал и переваривал в голове услышанное. Все равно, концы с концами плохо сходились… Значит, «никакого секса, никаких наркотиков, но много-много танцев». Если считать танцами рок-н-ролл под одеялом… Про игры в стиле «садо-мазо» даже и спрашивать не было смысла. А с другой стороны, нет ничего удивительного в том, что совершеннолетняя девушка не желает докладывать сестре, а тем более, ее подружке о своих сексуальных пристрастиях… Галя тоже молчала, закурив новую сигарету.

— Еще один странный момент, — вспомнил я. — Поначалу я тоже заподозрил, что вместо Дины со мной какая-то совсем другая девушка. Посмотрел ее прошлогодние фотографии, в том числе с конкурса. Как будто действительно не ее лицо.

— А шрамы? Какие они, кстати?

Я описал.

— Неужели такое совпадение… Они выглядели старыми?

— Знаешь, я не эксперт в этой области, но даже подумать, что другая девушка ляжет на псевдооперацию, чтобы несколько месяцев спустя мистифицировать совершенно незнакомого ей человека, и то дико.

— Действительно.

— И еще о фотографиях. Я попросил Авдеева сделать мне несколько отпечатков участниц конкурса. Он взял с меня сто долларов, но нашлепал, по-моему, первые попавшиеся снимки.

— Это в его стиле, — закивала Галя.

— Я так решил потому, что на фото Светланы Истоминой, которое мне сделал Авдеев, была совсем другая девушка. Я живьем никогда ее не видел, но потом… Неожиданно мне попался ее рекламный постер, с бельем от фирмы «Северина».

— И что?

— Если бы не шрамы, не воспоминания Дины о нашей первой встрече, наконец, не эпизод с телефоном и тем, что мне рассказал Михаил, я мог бы съесть свою шляпу, что вместо Дины со мной была именно Истомина!

— Но это уж совсем чушь!

— В том-то и дело. Дина очень хорошо помнила, как я подвозил ее на Рождество, вплоть до мельчайших деталей.

— А этот парень, Сурков?

— Он сел в тюрьму буквально через день после этого. Попался на лавочном рэкете.

— А что за эпизод с телефоном?

Я повторил слово в слово то, что узнал от Наташи после ее визита к родным Дины и Тамары. Правда, теперь у меня были некоторые сомнения, но эта информация в любом случае очень походила на правду.

Галя была озадачена. Про меня — и говорить нечего. Я по-прежнему почти ничего не понимал.

— Как их похитили? — спросил я. — Тебе это известно?

— Допустим.

— Можешь сказать?

Галя немного помялась.

— Мне известно, — начала она все же, — что когда Тома побежала встречать Дину, на всякий случай захватив деньги, в подъезде их скрутили, усадили в какую-то машину и повезли. Томе завязали глаза, обмотали скотчем руки, а потом она оказалась в каком-то подвале. Дины рядом не было. Ну, надо знать Тому. Она зубами порвала скотч, нашла какую-то отдушину с решеткой и принялась ее расшатывать.

— И неужели расшатала?

— Нет. Но ее держали в подвале несколько дней. И пока за ней не следили, она дергала решетку. Наконец ей удалось выдернуть один слабо державшийся прут. Когда в подвал за ней пришел какой-то мужик, Тома недолго думая хватила его по башке железякой, но убежать ей не дали. Ну, а потом… Ей опять завязали глаза, посадили в машину и повезли куда-то. Остановились. Оставили одну. Так Тома умудрилась меньше чем за минуту содрать повязку с глаз и открыть дверцу машины. Без помощи рук. Только зубами.

— И что — неужели далеко смогла уехать?

— Не очень. Выбралась из машины, буквально перекатилась через переулок и спряталась в какой-то канаве. Нашла стекло, освободила руки и ноги. Страшно изрезалась, конечно. Потом потихоньку отбежала дальше, поймала такси и…

— Машина какая была?

— Точно не знаю. Кажется, немецкая.

— А какая? «Мерседес»? «Опель»?

— Только не «Мерседес». Может, «Опель». Не уверена.

— А цвет?

— Зеленоватый такой, наверное.

— А место, куда ее привозили, можно найти?

— Думаю, можно. Улицу, наверное, она должна запомнить. Правда, Тома удирала оттуда так быстро, как только могла. А дело было поздним вечером, темно… Стой, больше я тебе ничего говорить не буду, пойми меня правильно.

— Скажи только, это был поздний вечер какого дня?

— Четверга.

Опять, что ли, совпадение?

— Кому мешали сестры? — спросил я. — Кто мог желать им плохого?

— Если говорить о Дине, то могу перечислить: первый — Авдеев. Он считает себя неотразимым, а его, понимаешь ли, отвергли.

— Так. Ну и что? Из-за этого под статью идти?

— Вторая — «Северина». Дина отказалась от контракта.

— Мало ли девушек вокруг?

— Допустим. Наконец, друзья Светланы Истоминой.

— Но тут, знаешь, тоже нечего валить с больной головы на здоровую. Если претендентка на звание «Мисс» выходит на сцену пьяная, она и ее друзья должны знать, кого винить.

— Тоже правильно… Стой! Что ты сказал?

— Повторяю: Если претендентка на звание «Мисс» выходит пьяная…

— Нет. Ты что-то сказал про псевдооперацию.

— Да. Я не верю, чтобы какая-то девушка согласилась себя изуродовать, чтобы потом разыграть какого-то человека. Притом незнакомого.

— Псевдооперация… — задумчиво протянула Галя.

— Почему «псевдо»? Мне Михаил сказал, что Дину сразу после финала увезли в больницу с острым аппендицитом.

— Что он тебе еще говорил?

— Что попала она к плохому хирургу. Во-первых, он сделал слишком заметный разрез, во-вторых, забыл что-то у Дины в животе, и пришлось делать повторную операцию. Так?

— Да. Но…

— И Дина заявила, что все это было подстроено. Я это понял так, что хирургу забашляли за эти шрамы. Могло такое быть? Дина собралась подавать в суд, а сестра стала обращаться в газеты.

— А тебе не могло прийти в голову, что никакого аппендицита не было? Что Дине подсыпали какую-то гадость на банкете? И что хирургу, как ты говоришь, забашляли за шрамы еще до того, как Дину привезли к нему? А?

— Довольно безумная версия, но в ней что-то есть.

— Вот видишь! Если бы Дина действительно обратилась в суд, на который бы вытащили хирурга, он мог запросто отбояриться, заявив, что операция была сложная, ничего он там не забыл и всякое такое. Но если бы вскрылось, что операцию делали не по показаниям, а…

— Я понял! Поэтому Дину и решили спрятать, а раз сестра была в курсе, то и ее.

— Это уже хоть что-то объясняет.

— Кроме некоторых ключевых моментов.

— Почему Дина, сбежав от похитителей, пришла ко мне?

— Да. И почему она ничего не сказала родным.

— И почему не попыталась выйти на связь с сестрой?

— И это тоже.

— А кстати, Тамара тоже своим ничего не сказала, ведь так?

— И тут тоже не все так просто. Не забывай, что она им не родная дочь.

— А теперь слушай еще. После того как Дина, если это была действительно она, провела у меня последний вечер, я нашел под кроватью тонкую стеклянную трубочку длины примерно вот такой — я показал. — У меня ничего подобного сроду не было. Смотрел я на нее и подумал: а не для кокаина ли ее использовали?

— Я же тебе говорила: не было у сестер этого.

— Ты меня недавно переспросила, когда я говорил, что нечего претендентке выходить к жюри и зрителям поддавшей. Истомина даже упала и не могла встать. А если она не водки напилась? А нанюхалась «кокса»?

— И ты все-таки полагаешь…

— Нет, — сказал я. — Не сходится. Опять эти шрамы, которые не лезут ни в какие ворота.

— Слушай, а Истомина не могла попасть в больницу по тому же поводу?

— Это объяснило бы, например, почему ее не видно на рекламных постерах. Но не знаю, специально не искал. Я встречал много разных совпадений, но одинаковые шрамы у участниц одного и того же конкурса — это, по-моему, перебор.

— Я могла бы хоть завтра в конторе найти несколько постеров «Северины» с Истоминой. Но у меня другие планы.

— В «Раймонде»? А что, если я с утра пойду сам туда вместе с Оскаром и попрошу поискать?

— Думаю, он тебе поможет. Только дождись, пока опохмелится. С похмелья он непредсказуем…