Сергей и Вениамин тревожно озирались по сторонам, ощущая со всех сторон скрытую угрозу. Первым нарушил молчание сам владыка подземного царства Аид.
— Привет вам, некронавты! — приветствовал он гостей, насмешливо улыбаясь. — За чем пожаловали?
Интуитивно Сергей почувствовал, что сейчас наступило его время задавать вопросы. И он торопливо спросил:
— О могучий Аид! До каких пор суждено нам бесцельно странствовать по нашим прошлым жизням?
— Бесцельно?! — загремел Аид. — Не-ет! Но ты ухватил главное, смертный, вы скитаетесь именно по вашим прошлым жизням. Всяк из вас, людей, однажды жил в древних Афинах, Мемфисе, Вавилоне. Память человеческой души обладает достаточной емкостью для того, чтобы вместить в себя десятки обычных воплощений, но ваше сознание, такое несовершенное, отказывается воспринимать бесконечную жизнь как ряд следующих одно за другим воплощений. Поэтому ваше глупое сознание придумало себе смерть как средство разграничения и обособления каждой прожитой вами на Земле жизни. Люди могут не заметить не только своей нечаянной смерти, но и неожиданного рождения. Нас устраивало такое положение дел, и мы с легкостью пошли на компромисс. Ну а странствовать вы будете до тех пор, пока кто-нибудь из бессмертных не решит вашу участь окончательно.
— Может, ты займешься этим, Аид? — дерзко спросил Сергей.
— Я? Не-ет… Вам еще далеко до финиша, поэтому извольте подчиняться правилам игры. Правда, вы можете перескочить через несколько уровней, но чисто случайно. Шансов на это мало.
— Некронавты, — подала голос Персефона. — Может, я смогу вам помочь? Я догадываюсь, что одному из вас непременно хочется вернуться в только что прожитую жизнь.
— Да, это я мечтаю вернуться, — воскликнул Сергей и тяжело вздохнул. — Но пока не могу. Мой спутник обещал мне свое тело, если я помогу ему найти его супругу. Но мы оба не уверены в самой возможности такого обмена.
— Обмен возможен. Только задумывался ли ты о последствиях такого обмена? Чужое имя, тело, чужие ощущения, мысли, память. Незнакомые тебе «близкие люди», обеспокоенные твоими «странными» воспоминаниями, видениями, привычками. Сможешь ли ты вести двойную жизнь, захочешь ли вообще заявить о своей подлинной сущности? Помнит ли еще тебя твоя жена, верна ли тебе, и если да, то способна ли разглядеть твою душу под маской чужого лица? Если нет, тогда зачем все?
Сергей потупился. Персефоне удалось заставить его засомневаться в правильности своего выбора. И тут инициативу неожиданно перехватил Вениамин:
— О златая Персефона, покровительница влюбленных! Подобно Орфею спустился я в Аид, чтобы вернуть жену. Я не певец и очень жалею об этом, но, может быть, ты сделаешь для меня то, что однажды сделала для Орфея?
— Ты же собирался остаться у нас, а тело свое обещал своему спутнику, разве не так? — удивилась Персефона, и Вениамин недоуменно пожал плечами.
— Да, как-то глупо все вышло, — сокрушенно закивал он. — Просто я не знаю, как мне быть дальше. Все так спонтанно получилось… Сергей, простите меня, это ведь я потащил вас в преисподнюю!
— Проехали, — буркнул Сергей и вдруг воскликнул: — Смотрите!
Откуда-то сверху, из-под теряющегося в темноте свода, камнем упала не то птица, не то горгона. Ее оперение металлически блеснуло, медные когти кровожадно нацелились на Вениамина. Еще мгновение, и гарпия, подхватив свою жертву, стала резко подниматься вверх. Боги равнодушно следили за ее полетом. Сергей окаменел от ужаса: на секунду ему показалось, что у гарпии было лицо Ляли.
Глава 5 САМОЕ ДОРОГОЕ
Людмила шла по улице и ревела. Беззвучно, отрешенно, и слезы не унимались. Как будто она хотела выплакать все до последней слезинки. На нее обращали внимание, оглядывались. Она же никого и ничего вокруг не замечала. Куда она шла? Куда глаза глядели. Долго бесцельно стояла на остановке трамвая, не понимая, что она здесь делает и куда собирается ехать. Наконец поняла, что сейчас ей просто необходимо с кем-нибудь поговорить, излить, как говорится, душу. Веруня — подруга еще с юности — жила в пяти минутах езды, и Людмила, не раздумывая более, поехала к ней. Сама три года как вдова, Веруня жила одна в двухкомнатной квартире. Сын, лейтенант-пограничник, служил на Дальнем Востоке, письма писал редко, неохотно. Если бы не работа, говорила Веруня, давно бы свихнулась. А работала она в школе завучем, вдобавок преподавала английский. Свободного времени выдавалось мало, но Веруня не огорчалась, а наоборот, уверяла, что в этом-то и спасенье — как можно меньше думать о личном.