Палладьев приткнул своего «жигуленка» подальше и приготовился ждать. Не мог же деловой Коловратский днями рассиживать в кафе? Насколько капитан понимал вип-персон, для них прибыль дороже секса.
Палладьев уселся поудобнее, но тут же переуселся в позицию колченогую — чтобы не задремать. Этим «Грезам» не помешал бы ночной шмон, который наверняка бы изловил наркоту…
Коловратский вышел из кафе и вальяжно направился к своему «Лексусу». Капитан не имел четкого плана, но даже тот, который имел, требовалось как-то уточнить…
Генрих был не один. Обняв за плечи, он вел франтоватого паренька, одежда которого здравому описанию не поддавалась. То ли шорты, то ли детские трусики в розочках; а на месте гульфика — то ли капитану показалось, то ли на самом деле — висел хоботок.
Они сели в машину и поехали. Ругнув задумчиво-неторопливого «жигуленка», капитан ринулся за ними. Если Коловратский газанет на всю мощность «Лексуса», то вся надежда на пробки, которые ему ходу не дадут. Капитан не сомневался, что Генрих везет педика к себе домой. Не в гостиницу же?
Но «Лексус» миновал улицы и микрорайоны. Уже пошли окраинные кварталы. Опер догадался, что Генрих едет в какой-нибудь загородный особняк типа ночного борделя. «Лексус» уперся в металлическую ограду кладбища и поехал по дороге вдоль нее.
Кладбище было огромно и звалось похоронным комплексом. Оно состояло из двух почти самостоятельных частей: кладбища действующего, где хоронили, и кладбища старого, где лишь подхоранивали. Возле него «Лексус» и встал.
Генрих с парнем-подружкой вышли из машины и двинулись меж могил. Вместо гостиницы?
Капитан загнал «жигуленка» в какую-то обочинную выемку и не то пополз, не то поскакал вслед за парочкой.
Если действующее кладбище проросло обильной зеленью, то на старом торчали лишь кусты, похожие на веники-голяки. Капитану пришлось использовать любой бугорок. Их было много — это все, что осталось от могил. Некоторые бугры вздыбились плитами, слова на которых уже не читались. Иногда темнели провальные ямы, заросшие и замусоренные, куда прятаться опер брезговал. Он присел за лохматый крест, от мха походивший на чудище. И подумал, что зря он так осторожничает: увлеченные друг другом, гомики ничего не замечали.
Посидев минуты три, капитан выглянул: их не было. По такой неровной земле далеко уйти не могли. Палладьев вскочил и запрыгал меж препятствий, как хороший кенгуру… Где они? Спрятались за могилой, сели в яму, легли в жидкую травку?..
Полчаса капитан прочесывал этот кусок земли по разным направлениям. Генрих с приятелем сгинули. Ждать без действий опер счел непродуктивным.
Надо к Попугалову, на тот конец похоронного комплекса. Но на тот конец пешком скоро не доберешься, капитан добежал до своего «жигуленка»…
Попугалов сидел на ящике в стороне от административного здания, под тополями. Его глаза были затянуты серой дымкой больше обычного.
— Все пьешь? — спросил капитан.
— Начальник, я человек независимый.
— Миша, ты очень зависим.
— От кого же?
— От пива.
Его задубелое лицо заметно повлажнело, словно упомянутое пиво выступило на коже.
— Капитан, меня оскорбил директор кладбища. Обозвал неприлично.
— Как?
— А как обзывают богатеев?
— Назвал олигархом?
— Хуже, назвал гегемоном.
У капитана не было времени на философские вникания. Ему требовалось помощь землекопа. Он Попугалова успокоил:
— Миша, я тоже гегемон.
— Ты. разве поддавала?
— Гегемон — это человек, который командует, а сам ничего не имеет.
Могильщик заметно успокоился. И Палладьев рассказал, как пара гомосеков на старинном кладбище исчезла бесследно.
— Капитан, ты на этот древний погост лучше не ходи.
— Почему?
— Там всякое происходит. Могилы вздымаются, кресты шатаются… Бомж по имени Арахис видел, как трахаются под землей.
— В каком смысле «под землей»?
— В натуре, крест шатался, как сильно поддатый.
— Туфту гонишь, Миша?
— Какая туфта, если Арахиса затрахали до смерти.
— В каком смысле?
— Его тем крестом и придавило.
Опер усмехнулся: слушает пьяный бред. Недоверие Попугалов заметил, поэтому добавил с веской тягучестью:
— Капитан, на том кладбище орудуют тайные силы.
— Какие силы?
— Их контора недалеко, зовется не то кис-кис, не то кускус.
Эти кошачьи звуки мгновенно высекли в сознании пресловутое «КСИС». И вслед скользнула мысль уже деловитая. Исчезли гомики, но машина-то их на месте.