была большой любительницей цветов и все свободное время посвящала своему увлечению.
Хозяйка дома встретила капитана на крыльце. Густые крашеные волосы были собраны в пучок, а вокруг пучка — сложенный в повязку траурный шелковый платок. Неяркое лицо, но взгляд больших светлых глаз теплый, какой бывает у сиделок и больничных нянь.
— Вы из милиции. Я ждала вас…
— Да? — удивленно поднял брови Езерский. — И почему же?
— Других родственников у Клавдии Федоровны не осталось.
А коль скоро решили докопаться до истины — меня не миновать.
— Вам не откажешь в логике. Чувствуется богатый жизненный опыт, хотя еще так молоды…
— За комплимент спасибо. Но дело не только в жизненном опыте. Просто я работаю в газете — веду правовой отдел, а посему кое-что смыслю в юриспруденции.
Мария Марковна пригласила Езерского в дом, подала чаю.
— Вам повезло. Я собиралась в командировку, забежала домой цветочки полить — и тут вы… С вашего позволения я позвоню на работу и попрошу отсрочить поездку — ведь разговор наверняка затянется.
Журавлева уладила свои дела и вернулась к столу.
— Я готова ответить на ваши вопросы.
— Расскажите о Клавдии Федоровне, о ее семье, — попросил капитан. — Меня интересует все, что касается вашей тети…
— Клавдия Федоровна Дрящна, в девичестве Кускова, — родная сестра моей покойной мамы, — дрогнувшим голосом начала Мария Марковна. — С ее уходом никого близкого у меня не осталось, — женщина уронила слезу. Потом, взяв себя в руки, сказала: — Простите, тетя Клава была мне как мама. До революции она окончила; женскую гимназию в Старом Крупце, открытую помещицей, а затем; работала в своем селе в начальной школе до выхода на пенсию…
Шуж тети, Иван Дрягин, умер рано, и ей пришлось одной подниматъ двоих сыновей. Старший сын Андрей в начале войны окончил летное училище, попал в истребительный батальон и погиб в 1943 году на территории Словакии, где и захоронен.
— Нам известно, что Клавдия Федоровна воевала в партизанском отряде.
— Во время оккупации Старого Крупца тетя Клава установила связь с партизанами и проводила младшего сына Федю в партизанский отряд, а затем и сама отправилась за ним. Ее, опытную, отважную, хорошо знавшую местность, назначили партизанской связной. Незадолго до освобождения нашего края в партизанский отряд нагрянули эсэсовцы и полностью уничтожили его. В живых осталась только тетя Клава, находившаяся на задании. После освобождения района в немецкой комендатуре обнаружили архив, где в одном из документов говорилось, что на след партизан помог выйти русский агент по кличке «Кентавр». Других данных в архиве не было. Поэтому трудно было установить, кто скрывался под этим именем — мужчина или женщина. Немцы, как известно, были большими конспираторами. Так как в живых осталась только тетя Клава, подозрение пало на нее. Ее долго таскали по следственным кабинетам, но в конце концов оставили в покое. Было нелепо предположить, что женщина, у которой война отняла двоих сыновей, могла пойти на предательство, в том числе своего младшенького, который в ту пору находился в отряде…
Уйдя на пенсию, тетя Клава надломилась, стала прикладываться к рюмке. Я стыдила ее, она в ответ обещала покончить с пагубной привычкой, но начинала вновь и вновь…
— А врагов у Клавдии Федоровны в селе не было? Может быть, у вас есть какие-либо соображения относительно ее гибели? Вы ведь наверняка навещали тетю, и она могла поделиться с вами, — спросил Езерский.
— Да, я действительно часто навещала тетю. Мне было жаль ее, одинокую, незаслуженно обиженную, с такой печальной судьбой. Она много рассказывала о войне, о моих двоюродных братьях, Андрее и Федоре, которых молодыми отняла у нее война. Нередко затрагивали главную тему — гибель отряда. Тетя Клава будто чувствовала, что ее жизненная дорожка скоро закончится, и хотела сохранить чистым свое имя. Она вела дневник, но мне его не показывала… Однажды я заглянула к ней, как всегда на часок, и увидела, что она очень взволнована, хотя и под хмельком. Я поинтересовалась, в чем дело.
«Знаешь, Машенька, — сказала она, — третьего дня я получила письмо от своей подруги, с которой отдыхала в Геленджике, в санатории «Жемчужный». Там я встретила человека, который показался мне знакомым. Мужчина примерно моих лет, похоже, тоже узнал меня. Я все это время думала: «Где я могла видеть его раньше?» И пришла к выводу — в партизанском отряде. Если бы я сразу сообразила — я бы проследила за ним. Но он как-то быстро исчез… Так вот, знакомая сообщила, что после моего отъезда, он пытался навести справки обо мне. Это обстоятельство подтверждает мою догадку…»